Войтек обнажил гросс-мессер, но его остановил Мариуш:
— Стой, друже! Гляди, какой у него кинжал. Это ж страж.
— Курва! — произнес Войтек, останавливая коня и убирая клинок обратно в широкие ножны.
— А тебе, братко, лучше больше не баловать, — смеясь, сказал Хальвец Радеку.
Радек лишь ругался, называя меня песьей паскудою, и не разговаривал со мной до самого вечера. Только в таверне, когда он убил пару бутылок сливовицы, его настроение пошло на поправку, и он, громко хохоча, бил меня рукой по спине и орал на весь зал:
— Снял с лошади Радека Хольгица! Такое редко кому удавалось! Ха!
За те дни, что мы путешествовали вместе, я хорошо смог узнать эту троицу. Они были шумными, часто ругались, спорили, а по вечерам всенепременно напивались и, если только им давали такой повод, тут же лезли в драку. Особенно Радек, которого тяжело было остановить.
Но, несмотря на все недостатки, мне нравились эти молодые чергийцы. В них бурлила настоящая жизнь, они ценили смелость, доблесть и жили ярко, с той силой беспечной молодости, что дарует ощущение бессмертия.
Ко мне хусары относились как к старшему товарищу, с тем странным уважением, что было у многих чергийцев к представителям Братства. В отличие от областей, находящихся по ту сторону Хрустальных гор, здесь стражей ценили.
На следующий день после того, как ушел Проповедник, мы свернули с центрального тракта, ведущего к Олясницам, на проселочную дорогу.
— Земля подсохла, так что сократим путь. Уже к вечеру выйдем к Хрно, а там до Морова часа четыре, — довольно сказал Владек и, заметив, что я хмурюсь, поинтересовался: — Что вам не нравится, господин страж?
— Вон та пуща. — Я указал на голый лес, стоявший в отдалении. — Стоит ли в нее лезть?
— Разбойников опасаетесь?
— Не вижу смысла искушать судьбу. Особенно с тем грузом, что у вас в фургоне.
Мариуш, споривший с Радеком по поводу того, кто первым из них прикончит сотого жиротинца, как они называли всех, кто поддерживал князя Млишека, прервался на половине ругательства и повернулся ко мне в седле.
— Грузом, господин ван Нормайенн? А что, по-вашему, мы такого везем, что это может заинтересовать воронье?
— Деньги.
Золотистые брови хусара полезли вверх, и он оглядел свое воинство суровым взглядом:
— Кто из вас, черти, проболтался?
Войтек отрицательно мотнул головой.
— И не я, клянусь распятием! — воскликнул Радек. — Ты, старый, что ли, сливовицы перебрал?
— Не говорил он, — защитил я возницу. — Много ума не надо, чтобы понять, что у вас там. Фургон крепкий, оси и дно усилены, да и лошади устают быстро. Едете вы от Кутгорта, а всем известно, что в этот замок князь Горловиц перевез свою казну. Как и то, что под Моровом целая армия, а наемники любят, чтобы им платили регулярно.
— Курва, — пробормотал Войтек.
— Сколько там у вас?
Мариуш посмотрел на меня внимательно, подвигал тяжелой челюстью и лишь после этого сказал:
— Много. Здесь жалованье солдатам за следующие четыре месяца.
— Значит, не меньше восьми тысяч грошей в мелкой золотой монете, — улыбнулся я, сделав быстрые подсчеты.
— Вы опасный человек, господин ван Нормайенн. Будь кто-нибудь на вашем месте, мне пришлось бы его убить. Но стражей убивать грешно. Особенно когда вокруг война и никто не защитит страну от темных душ.
— Значит, мне повезло, что я страж. Одного не понимаю, почему целое состояние охраняют только трое воинов.
— Мы стоим целого гурта,[12] — произнес без всякой похвальбы Мариуш.
— Ага, — подтвердил Войтек.
— Мы разминулись с основным отрядом. Их что-то задержало, а время дорого. Наемники не должны начать артачиться. Это задержит войну, — продолжил золотоволосый хусар. — Опасаться нечего, господин страж.
— Не тогда, господа, — не согласился я с их беспечностью, — когда речь идет о полновесных грошах из княжеской казны. В замке могут быть длинные языки и внимательные глаза.
— Языки отрезаются, а глаза выкалываются, — равнодушно пожал плечами Радек. — Князю Горловицу служат верные люди. Все остальные уже давно гниют в ямах.
— Не беспокойтесь, господин ван Нормайенн. Эти места безопасны, — терпеливо повторил Мариуш, отхлебнув из фляги, притороченной к его седлу. — Лихие люди промышляют дальше, там, где еще нет нашей власти. Князь приказал вздернуть всех мародеров и разбойников на осинах. Вы ведь сами видели, когда ехали по тракту до Олясниц.