92 
— А ниче так мордашка, — обладатель сиплого голоса цепко ухватил меня за подбородок. — Слышь, Кэл, а давай… а-а-а!
Откусить палец напрочь не удалось, но вгрызлась я качественно — рот почти сразу же заполнился теплой солоноватой жидкостью. С плевком получилось хуже — я метила в глаз, но сказалось отсутствие практики. Подвывая, Хомяк замахнулся правой, явно собираясь вышибить из меня наглость вместе с мозгами рукояткой револьвера — и взвыл еще громче, когда полуэльф перехватил его кулак на полпути. Прием, отточенный во всех смыслах — от исполнения до вонзившихся в нервный узел ногтей, — заставил человека выронить оружие и упасть на колени.
— Да ты че?! Эта сука меня…
— Еще раз коснешься ее пальцем, я его сам отрежу, — скучающе-равнодушным тоном пообещал Кэл. — А потом скормлю тебе же. Если очень хорошо попросишь, разрешу сначала поджарить. Уяснил, че?
Гневный запал Хомяка давно пропал, сменившись откровенным испугом. Наверняка даже полуэльф мог чувствовать запах его страха — и наслаждался им, продолжая выкручивать запястье подельника.
— Да понял я, понял… отпусти, больно…
Кэл помедлил еще пару секунд, усиливая нажим — и наконец с видимой неохотой выпустил добычу из рук. Хомяк шумно выдохнул и выставил руки перед собой, явно пытаясь понять, какая из конечностей пострадала больше.
— Между прочим, — полуэльф достал из кармана белоснежно-чистый платок и начал протирать «оскверненную» руку, — отсечение пальца в твоем случае можно счесть дружеской услугой. Когда он распухнет и почернеет, резать придется уже по локоть. И то — с неоднозначным результатом.
— Эта чего? — Хомяк с ужасом уставился на пострадавший палец. Тот уже успел изрядно вырасти в размерах, а кровавые потеки в полутьме для человеческого взгляда должны были выглядеть почти черными. — Правда, штоле, что у них зубы ядовитые? А, Кэл?!
Я с трудом удержалась от ядовитого замечания, что подобное невозможно с точки зрения элементарной биологии.
— Болван! — сквозь зубы выдохнул полуэльф и кинул платок на землю перед Хомяком. — На, перевяжись.
— Кэл, посмотри! Это просто чудо!
На окрик повернулись все, включая меня — потому что ушам я не поверила. В самом деле, откуда бы на поле боя мог взяться ребенок? И ладно бы мальчишка, эти постоянно норовят пролезть во всякие неподходящие места, но…
…девочка. В короткой плиссированной юбчонке, модном жилете с кожаными вставками и белой кружевной рубашке. На измазанном сажей личике сияла радостная улыбка, голубые глаза — из тех, что принято именовать наивно-чистыми — широко распахнуты. Люди, наверное, могли бы назвать ее красивой — если отмыть пятна сажи… отобрать длинный кривой орочий кинжал с темными потеками на клинке… и голову.
— Только взгляни, какой ровный срез получился. Заточка просто изумительна, позвонки разрубило почти без усилия.
Четверть часа назад этот егерь сидел в паре футов от меня. Он почти все время молчал и даже когда пришел черед представляться, неразборчиво пробубнил в усы «сржтмкбрд». По усам я и узнала его — потому что слипшаяся от крови борода выглядела совсем иной.
— Мари, — тон полуэльфа изменился, теперь рядом стоял строгий отец, отчитывающий непослушную дочь… нет, поправилась я, строгий хозяин, выговаривающий собаке, которая притащила в застеленную кровать дохлую крысу. — Верниэтона место.
Радостная улыбка увяла, сменившись виноватой обидой. Девочка молча развернулась и побрела назад, оставляя за собой цепочку темно-багровых капель и отпечатки маленьких босых ног.
— Ужасное дитя, — вздохнул полуэльф. — Надеюсь, вэнда, — он мастерски «сыграл» интонацией, перейдя на доверительный, почти интимно-личный тон и оставив на грани явственно улавливаемое возбуждение, — вы не доставите мнеподобныхпроблем?
— Удовольствиявам я точно не доставлю! — пообещала я.
Кэл не удостоил меня ответом — если не считать за таковой небрежный взмах руки в сторону печи. Меня уронили вниз и уточнили, куда следует шагать, «легким» пинком в спину, от которого я едва не распласталась на полу, рядом с выжженным пятном. От пятна разило уже знакомым кисловато-химическим запахом. А еще чуть поодаль, в тени у станка, лежал мертвый егерь. И еще одно тело… опрокинутый деревянный стол, густо издырявленный пулями, рядом в беспорядке разбросаны инструменты… опять пятно окалины — кусочки мозаики, понемногу складывающиеся в картину. Не боя — бойни, на которой ослепленных и оглушенных солдат безжалостно расстреливали затаившиеся на помостах охотники. В живых не осталось никого… почти.
92 
