42 
Потом она поняла: Шамиль получал прибыль не за то, что выигрывал тендеры. А за то, что проигрывал. Хорошо организованная команда переходила с конкурса на конкурс, из министерства в министерство, чужих не пускали, а если пускали – просили отступных. Ты выигрываешь, мы проигрываем, давай долю. Краски у всех одинаковые. И сантехника. И электрооборудование. И стройматериалы. Всё импортное, разница в ценах минимальная, государство ничем не рискует.
На предыдущем месте было проще и легче. Происходила некая деятельность, более-менее хаотичная, начальство считало прибыль на бумажке (в столбик, «приход» – «уход»), а для уплаты налогов положило ей десять тысяч рублей в месяц. Не с потолка взяли – Мила сама посоветовала. Все платят примерно десять тысяч в месяц, и мы будем платить, как все, в общей толпе, тогда налоговая инспекция не будет вспоминать о нас годами...
У флегматичного татарина Шамиля было хитрее. Искусственно накачивался баланс, по счету проходили десятки миллионов рублей, в бюджет отчислялись увесистые суммы, и существовали даже четверо менеджеров, все как один – непроходимо бездарные молодые люди, похожие на полевых грызунов, и они действительно продавали с реально существующего склада реально существующие краски, но их работа Шамиля не сильно интересовала: лишь бы не создавали проблем и окупали сами себя.
Отступные с каждого проигранного федерального тендера исчислялись сотнями тысяч долларов. При чем тут краски?
Мила поехала к маме и рассказала. Мама считалась заинтересованным лицом. Именно мама, через не слишком длинную цепочку знакомых, трудоустроила дочь в компанию «Альбатр» и очень этим гордилась: с одной стороны, хорошее жалованье, с другой – свои люди, не подставят, не обманут.
Однако мама спокойно пожала плечами.
– Ну и что? Я тебе говорила, что этот Шамиль – делопут.
– О боже, мама. Не до такой же степени!
– Брось. Какая тебе разница? Складывай цифры, получай зарплату и успокойся. У тебя рабочий день до шести?
– Да.
– Слушай: в шесть часов одну минуту ты должна выбрасывать из головы все эти краски, Шамиля и его тендеры. Вот так.
И мама проделала смешной жест: щелкнула себя по лбу, а потом распрямленным указательным пальцем той же руки проткнула воздух над головой.
Ноготь на пальце был идеально накрашен.
«Везет, – подумала дочь, – а вот я такие ногти не могу себе позволить. Каждый день по шесть часов за клавиатурой...»
– Ты наемный человек, – продолжила мама. – Ты делаешь свою маленькую работу. Делай ее и дальше не лезь. Ликеру хочешь?
Выпили ликеру с конфетами.
– Есть большая работа, – говорила мама. – Есть маленькая. Не лезь в большую работу, делай маленькую, в шесть часов уходи – и занимайся чем хочешь. Всё главное в жизни происходит после восемнадцати ноль-ноль, это давно известно. Ты умная и красивая, ищи хорошего человека, выходи замуж, вей гнездо, рожай детей, а про Шамиля и прочих делопутов никогда не думай, они все одинаковые...
Дочь кивнула, и они выпили еще по рюмочке. Тогда Мила еще передвигалась на метро и от ликера никогда не отказывалась.
В тот вечер ехала, немного нетрезвая, в грохочущем вагоне, старательно отводя взгляд от сидящего напротив хорошо одетого кавказца, тоже типичного делопута, и думала, что мама, конечно, не до конца поняла жизнь и ее советы насчет витья гнезда нелепы (само совьется, если деньги будут) – но в общем, да, всё правильно...
В шесть часов одну минуту она без особенных усилий выбросила из головы все цифры, декларации, Шамиля, Божену, загорелую Олю с четвертым номером, счистила с машины снег, села, завелась – и вдруг поняла, что голова пуста. Ни одной мысли не пришло взамен выброшенного. Никаких забот. Никаких идей. Борис временно вычеркнут – что теперь? Не ехать же в родительскую квартиру, в самый час пик? Бодрые девушки пережидают трафик где-нибудь возле своих офисов: в приличных кафе или в кино. Можно пройтись по магазинам, но денег нет, всё спущено еще в декабре, а что не спущено – потрачено на новогоднее гульбище, а что не потрачено – вор унес. Остается одно: звонить Монаховой, пусть лентяйка поднимает свою круглую жэ и приезжает на помощь. Лучшей подруге срочно необходимо скрасить одинокий вечер. Маша не стала возражать, приехала, нашли приемлемый бар, сидели допоздна, выкурили пачку тонких сигарет, выпили по два чайника зеленого чая, говорили про деньги, про тряпки, про мужиков-делопутов, отдельно про Бориса, который с преступным спокойствием отнесся к решению Милы пожить у мамы с папой, и про умного Диму, который накануне в своем знаменитом блоге описал свою страсть к Маше Монаховой в четырнадцати абзацах, заодно пройдясь по информационной и таможенной политике властей и отдельно затронув ситуацию с Ходорковским и Чичваркиным. При чем тут Ходорковский и Чичваркин, Маша не поняла, но про страсть ей очень понравилось.
42 
