— Не думаю, чтобы Тоомен особенно беспокоилась из-за этого, — медленно проговорил я. — Меня больше волнует, как бы ей не вздумалось поиграть в Наполеона.
Я убрал ласкер и вновь припал животом к скале.
— Поехали.
Верхняя кромка обрыва не совпадала с краем плато — между ними тянулся ступенчатый спуск вроде того, который мы уже одолели на полпути в гору. Там, спрятавшись среди поглоданных эрозией валунов, мы устроили привал. Я еще раз воспользовался коммуникатором, чтобы связаться с Корнеевым. Ибар не выходила на связь и никаких новых требований не предъявляла. Все штатники Службы в городе, кроме отключившегося Аретку и Торсона, так и не вышедшего из комы, находились в ирреальности, пытаясь наладить работу городских систем. Я посоветовал Корнееву связаться с баржей и уговорить Тоомен пропустить вертолеты к лагерю. Не то чтобы я особенно рассчитывал на успех, но если парню удастся отвлечь агента — тем лучше.
Выглянув из-за валуна, я сфокусировал взгляд на барже. До нее оставалась всего пара сотен метров вдоль кромки плато. Баржа стояла у самого края, выставив крыло над пропастью. Обшивку покрывали комья свежей, не обгоревшей еще абляционной пены; только черные линзы сенсоров выступали над бугристой шкурой, придавая орбитальному челноку сходство с загадочной снежной гусеницей. Что-то в его контурах показалось мне странным, но что — я не сообразил сперва, а когда понял — выругался вполголоса.
— В чем дело? — хмуро спросила Дебора Фукс.
— Контейнеры, — объяснил я. — Под крыльями, вроде поплавков.
Одновременно я вызвал из памяти отчет равата Адита о сработанных в мастерской Башни приспособлениях, накладывая схему «геодезического купола» на закрытые створки грузового отсека. Да… все верно; листы складывались не в покрышку, а в цилиндрический бак со скругленными торцами, продавленный снизу выступом маршевого стелларатора. Для межпланетного перелета нужен не только двигатель, пусть даже самый совершенный, но и реактивная масса — выражаясь по-простому, топливо. Скорей всего это, как мы с Адит Девом и предположили, вода. Жаль, я не знаю, каков расход массы на единицу импульса; наверное, это можно было бы выжать из технических данных привода, но я слишком плохо знаю т-физику, чтобы правильно задавать вопросы, а искать вслепую или вслух консультироваться у доктора Фукс — так я до второго пришествия провожусь.
Но если грузовой отсек полностью занят топливными баками, то для бомбы-прототипа места в нем уже не остается. Подходящий размер имели навесные контейнеры; для обычной баржи они составляли резерв грузоподъемности, переоборудованная, полагаю, могла поднять на орбиту и большую массу. Вот только контейнеров этих было два.
— Нас поймали на грандиозный блеф, — объяснил я на случай, если кто-то из моих спутниц не понял. — Тоомен и не собиралась взрывать лифт-станцию. Обе бомбы прицеплены к барже… и держу пари, контейнеры висят на отстреливающихся заклепках. Приспособлены для воздушной бомбардировки.
Еще бы понять чего.
Я отсоединил ласкер и убрал обратно в рюкзак. Все лишнее сунул туда же, оставив только кобуру от «хеклер-коха» на поясе и бесполезные блиссеры вместо напульсников. Рифленая рукоять пистолета скользила в мокрых от крови ладонях.
— Вперед, — скомандовал я, запуская пакет боевых программ.
Равнину расцветили причудливой формы цветные пятна — зоны видимости обзорных камер баржи, — и ноги сами несли меня по извилистой линии, огибающей их, точно в детской игре «не-наступи-на-камешек»…
Прямо на алую линию, прочерченную тактическим анализатором поперек поля зрения за долю мгновения до того, как игла тазера вонзилась мне в шею.
Засада.
Мускулы свел судорожный паралич, тело замерло в неустойчивой позе, прежде чем статуей унизительно завалиться набок. Наращенные мышцы попытались преодолеть сопротивление естественных, но, пока я пытался переключиться на режим кукловода, вторая игла вогнала дозу обезволивающего препарата в кровоток.
Лежа на плоской, обветренной поверхности скалы, я мог лишь наблюдать беспомощно, как поперек неожиданно синего неба проплывают ноги в легких брючках. Я отрешенно подивился стойкости противника — биоконтроллеры уже предупреждали меня, что пальцы рук повреждены морозом необратимо и требуется регенеративная терапия. На большее меня не хватало. Даже отдать неслышную команду секретарю казалось немыслимым усилием. Я мог воспринимать окружающее, осмысливать, но вот действовать — нет. Какое там! После такой дозы я стоять не смог бы, даже если прислонить меня к стенке. Хочется спокойно разлечься, пусть даже камень холодный и жесткий, и мечтать, мечтать…