32 
— Одно не исключает другое, — рассудительно ответил Брюс на ее вопрос, но потом не удержался и съязвил: — Надеюсь, мне не надо представлять вам доказательства высокого уровня моей нравственности?
А у Дорис в мозгу билась мысль: Господи! Сын! У него есть сын! Ну какой из него отец? А потом она вспомнила, с какой убежденностью доказывал он ей невозможность для него состоять в браке. Ведь это было совсем недавно. Дорис попыталась вообразить семейную жизнь с таким человеком и вздохнула, пожалев незнакомую ей женщину — мать сына Брюса.
— Вы никогда раньше не упоминали, что у вас есть сын.
Она облизнула пересохшие губы.
— А почему, собственно, я должен был касаться этой темы?
— Вы правы! Это действительно не мое дело. Но я очень обрадована, что Блэквуд останется по-прежнему семейным домом.
Неожиданно из глаз Дорис покатились крупные горячие слезы. Как хорошо, что Блэквуд не превратится в безликий отель и ее худшим опасениям не суждено сбыться!
Увлеченная собственными переживаниями, Дорис не заметила, как Брюс нахмурился и его черные брови сошлись к переносице. Скорее всего, это была реакция на ее последние фразы, за которыми он что-то сумел увидеть.
Дорис, не в силах сдержать себя, задала очередной вопрос:
— Означает ли это, что и вы будете здесь жить?
При этом ей не удалось скрыть своего испуга от такой перспективы.
— Я понимаю, что вы в восторге от такой идеи, но боитесь, что тогда вам придется съехать отсюда, — ответил Брюс и, помолчав, добавил: — У меня есть одно любопытное предложение для вас. Но сегодня вы, по-моему, не в лучшем настроении для конструктивных дискуссий. Обсудим его в следующий раз.
И рассмеявшись, он направился к выходу.
Когда Брюс исчез, Дорис не только закрыла, но и заперла на ключ дверь, вспомнив его наставления.
Она пыталась догадаться, что за предложение он собирался с ней обсудить в следующий раз. Все предыдущие оказались весьма недвусмысленными, и молодая женщина корила себя за то, что не сумела отшить Брюса уже в первый раз. Однако «не сумела» это не совсем точно, правильно было бы сказать «не захотела».
Задумавшись, Дорис двигалась по кухне как автомат, собирая рассыпанные по полу овощи. Мысли ее перескакивали с одного на другое, но об одном она помнила постоянно — в самое ближайшее время ей предстояло найти новую крышу над головой. Домик больше не мог служить ей пристанищем — слишком близко был бы Брюс, а это небезопасно. И снова она подумала о той неизвестной ей женщине, которая родила Брюсу ребенка. Интересно, а как она относится к его бесконечным похождениям — переживает каждый раз заново или давно махнула на все рукой?
Дорис знала себя: для нее в отношениях с мужчиной одним из главных условий была верность.
Верность с обеих сторон. Хотя на примере известных ей счастливых с виду семейных пар она видела, что в наше время требовать «верности навсегда» явно нереально. До сего дня ее жизненные устои поколебать не могло ничто, но теперь…
Размышляя над перипетиями последних недель, Дорис не могла не признать, что переезд в сторожку — шаг явно неправильный. Только теперь она осознала масштаб своей ошибки, исправить которую задним числом не представлялось возможным. Ведь, принимая такое решение, она руководствовалась благими намерениями облегчить терзания Патрика относительно ее будущего и обеспечить себе хоть какое-то пристанище. Но жить в такой близости от Брюса и его семьи она просто не сможет хотя бы потому, что тогда ей пришлось бы день изо дня наблюдать, как чужие люди ходят по ее дому!
Она прекрасно отдавала себе отчет, что для нее Брюс опасен, как леопард — так же красив и так же непредсказуем! Надо держаться подальше от него, уговаривала она себя, надеясь, что нечто вроде ее временного помешательства должно рано или поздно пройти.
В ближайшие две недели знакомые, привыкшие видеть в ней всегда сдержанную светскую даму, не могли не заметить резкую перемену в ее внешности и поведении. Все сочли, что это из-за нагрузки, связанной с экзаменами. Выводы вполне логичные, потому что она и сама видела вокруг себя переутомленные бледные лица студентов.
Брюс давно не появлялся, и, казалось, это ее только радовало. Но, если в прихожей звенел звонок, сердечко ее начинало трепетать, как у подраненного оленя, а по телу разливалась слабость. И Дорис внушала себе, что единственная причина этого — все более ощутимое наступление гриппа. Поэтому ей пришлось поспешить с экзаменами, чтобы успеть до того, как болезнь свалит ее окончательно. И вот все оказалось позади, зато в голове Дорис царила пустота, а все тело болело, как будто ее долго били.
32 
