33 
Горячий чай, аспирин, несколько часов дремоты в удобном кресле под пледом — и она будет в порядке.
Основную часть своих пожитков Дорис уже перетащила в домик. В особняке осталось только самое необходимое. Она уселась в кресло, откинув голову на высокую спинку, и постепенно впала в полузабытье, что-то бормоча, когда ее посещали сновидения.
Она стала медленно приходить в себя, только когда почувствовала, что кто-то трясет ее за руку, причем довольно резко.
— Дейвид! — в полубессознательном состоянии воскликнула она, открывая обведенные темными кругами глаза.
Она никак не могла сфокусировать взгляд на одной точке и не расслышала возмущенного возгласа мужчины, стоявшего перед креслом. Наконец Дорис сумела сконцентрироваться и… увидела нежданного гостя. Зеленые колючие глаза, смуглые черты лица, вызывающие в памяти образ Мефистофеля, — ошибиться она не могла. Перед ней стоял Брюс Кейпшоу. Дорис попыталась встать и тут же пожалела об этом: ноги ее не держали.
— Уходите, ваше время наступит только завтра.
Голос ее напоминал свист выходящего из проколотой камеры воздуха.
— Вы ошибаетесь, четверг, двадцатое, уже наступил сегодня утром.
Брюс внимательно вгляделся в ее бледное лицо, обратил внимание на лихорадочный блеск глаз. Он понял, что ей тяжело держать глаза открытыми, потом потрогал чашку, стоявшую на столике рядом с креслом, взял в руку полупустую бутылочку из-под аспирина и произнес:
— Хочу заметить, что вы проспали ровно сутки.
В глазах Дорис мелькнуло недоверие, и она воскликнула:
— Это невозможно!
Они поменялись с Брюсом ролями, эта мысль как молния поразила Дорис. Хозяином стал он, а она занимает чужую территорию. Ей стало страшно, что Брюс может принять ее состояние за притворство с целью задержать свое пребывание в этом доме. Дорис еще раз попыталась встать, лоб ее взмок от испарины. Брюс захотел ей помочь, но она оттолкнула его руку.
— Я вполне дееспособна, — с трудом проговорила она, но он услышал.
— Да, да, вы вполне способны самостоятельно упасть и разбить носик. Кстати, серый цвет лица вам не идет, а ваши прекрасные пунцовые губки сейчас бледны, как лепестки чайной розы.
Поэтический слог не соответствовал тону, каким произносились слова. Наконец, не выдержав, он рявкнул:
— Да сядьте же вы, несносная женщина!
Отвергая подобный тон в отношении себя, Дорис, тем не менее, опустилась в кресло, потому что остатки сил покинули ее.
— Не беспокойтесь, через минуту я приду в себя и покину помещение. К сожалению, грипп оказался сильнее меня, — слабо улыбнувшись, она сочла нужным пояснить причину своего пребывания в доме позднее оговоренного срока.
— Ради бога, не пытайтесь убедить меня в том, что вы принадлежите к категории жертвенных женщин, ведущих борьбу до конца, невзирая ни на какие обстоятельства!
Меньше всего на свете Дорис хотелось, чтобы кто-нибудь из посторонних стал свидетелем ее прощания с домом. Особенно этот человек. Он был способен высмеять ее чувства, а потом рассказывать об этом общим знакомым… Как могло случиться, что она проспала так долго?
— Дайте телефон вашего терапевта. — Требовательный голос Брюса прервал ее размышления. — Знайте, я не позволю вам сделать ни шага, пока вас не осмотрит врач.
Дорис продолжала упорствовать.
— Я прекрасно могу обойтись без вас!
Его черные брови взлетели вверх.
— Общественное мнение не простит меня, если я позволю нанести непоправимый вред вашему драгоценному здоровью. Меня сочтут подлинным злодеем, а я слишком дорожу своей репутацией! Еще и в газетах ославят за то, что я выгнал из теплого дома на холод больную женщину. А мне гораздо приятнее ощущать себя рыцарем викторианской эпохи, спасающим несчастную красавицу от холодной и голодной смерти. Людям не надо многого, чтобы запустить злую сплетню. Кстати, я думаю, что, получив на руки приличную сумму, вы сумеете разумно потратить ее.
Последние слова он произнес без всякой видимой связи с предыдущими фразами.
Одарив Брюса презрительным взглядом, Дорис поудобнее устроилась в кресле и сообщила ему номер телефона врача. Она чувствовала себя настолько ужасно, что упрямиться больше не могла. Каждая клеточка ее тела болела, было больно глотать и говорить.
— Значит, вы проявляете трогательную заботу в отношении меня из-за боязни за собственную репутацию? — хрипло поинтересовалась Дорис. — А я-то думала, что вас интересует только собственное мнение.
33 
