— Да, ушел, но уже возвратился. — Одну руку он положил на ее лоб, чтобы проверить, есть ли жар, и добавил: — Доктор оставил множество предписаний и их надо выполнять.
— А вы-то чего волнуетесь по этому поводу, — опять сдерзила Дорис.
— Это верно, мне нет до вас дела, но по натуре я человек добрый, поэтому не могу оставить кого-нибудь в беде, — пояснил Брюс.
— Но вы предпочитаете заниматься благотворительностью, когда есть зрители, способные оценить ваше благородство.
Произнося эти слова, Дорис нервно теребила пальцами край одеяла. Кстати, она сама далеко не всегда была уверена в справедливости своих обвинений в его адрес. Нельзя было не признать, что Брюс, делая что угодно, всегда оставался самим собой. Невозможно представить, что он стал бы в угоду кому-нибудь демонстрировать хорошие манеры или произносить благовоспитанные речи. Брюс держался высокомерно, потому что не сомневался в том, что остальное население земного шара должно почитать за честь общение с ним.
Следовательно, проявляя заботу о Дорис, он не мог преследовать какую-либо цель, кроме одной… Ее волновал поиск ответа на незаданный вопрос, и она морщила лоб от мучительных раздумий, хмурила брови.
— Мне кажется, — услышала она голос Брюса, — что сейчас, когда вы находитесь в столь плачевном состоянии, говорить с вами на серьезные темы просто бессмысленно, равно как и критиковать ваше поведение. — Я ваш ангел-хранитель, не забывайте этого. Мои обязанности не были бы очень сложны. Но, учитывая ваше вызывающее поведение, мне придется доложить обо всем доктору. Наверное, он упечет вас в больницу.
Все внутри Дорис оборвалось, на глаза навернулись слезы.
— Я ненавижу больницы! Если бы он мог себе представить, как долго Дорис преследовали запахи лекарств, как угнетала белизна приемных покоев, всего того, что напоминало о болезни Дейвида! Нет ничего удивительного, что она впала в панику.
Обессиленная, напуганная каким-то неясным предчувствием, она буквально взмолилась:
— Дайте мне какую-нибудь таблетку, делайте что-нибудь, что положена делать мудрым миллионерам-благотворителям, только не стойте у меня над душой!
По его затянувшемуся молчанию она поняла, что Брюс разгадал ее состояние и причины волнения.
О, эти зеленые глаза! В них читалось все, что угодно, только не сочувствие! Брови его сошлись к переносице, ему явно не понравилось употребленное в таком контексте слово «миллионер». Он понял его как констатацию его финансового состояния.
— Сядьте, обопритесь на подушку. Вам будет легче дышать!
Дорис покраснела от смущения, когда Брюс, пропустив ладони ей под спину, помог сесть. Он наклонил ее слегка вниз, поправляя подушку, затем нажав на лоб пальцем, как на кнопку звонка, возвратил в полулежачее положение. Ей стало удобнее на мягкой подпорке. Дорис поразилась собственной покладистости и послушности. Как маленькая девочка, протянула она ладошку, куда Брюс положил таблетки, которые ей следовало проглотить.
— Это антибиотики и жаропонижающее, — пояснил он, протягивая стакан прохладного фруктового сока. — Вот видите, все становится существенно проще, когда мы сдерживаем наш необузданный нрав. Не так ли?
Она с треском поставила стакан на столик, стоявший рядом с кроватью.
— Я не просила вас мне помогать. Меньше всего мне хотелось бы принимать помощь именно от вас.
А про себя усмехнулась: интересно, в какой форме он ожидает мою благодарность?
— Ах, Дорис! Вы опять за старое. Как вам не надоедает произносить эти отвратительные декларации? Такое впечатление, что вы злы на весь мир только за то, что проглотили что-нибудь неудобоваримое и теперь маетесь! Постарайтесь не быть такой упрямой и неблагодарной. — Он долил в стакан сока. — Доктор велел пить много жидкости. Он, а не я, поэтому не стучите стаканом по столу, а то разобьете его и все разольете. Протест выражайте ему, а не мне! — в его голосе прозвучала отнюдь не добрая ирония.
Дорис с трудом могла сконцентрироваться на какой-нибудь одной мысли. Сказывалось напряжение последних дней и особенно часов. Что на самом деле руководило Брюсом, она сказать не могла, но постаралась тем не менее выдавить из себя несколько слов:
— Думаю, мне следует поблагодарить вас за все.
— Признаюсь, роль сиделки мне никогда раньше исполнять не приходилось.
Легкая, почти неуловимая улыбка тронула его выразительно очерченные губы. Это только укрепило ее подозрения касательно его подлинных намерений. Пытаясь перевести разговор в другое русло, она подхватила его слова и задала простой на вид вопрос: