– Ну что, Винченцо? Как тебе? Не сладко? А ведь я предупреждал!
Ночь, в течение которой Краслена охраняли два чернявых подростка, без конца игравших в карты и ругавшихся на своем родном языке, прошла в размышлениях. Кирпичников думал о смерти. Размышлял, продолжится ли борьба классов на том свете, или загробный пролетариат уже одержал победу, и поэтому подвигов там, как и здесь, совершить не удастся? А может быть, сознание после смерти распадается – и все, и пустота, небытие? Так – не хотелось. Быть казненным в качестве предателя, бесславно и нелепо, не хотелось еще больше. Краслен без конца повторял самому себе невесть где почерпнутую мысль, что смерти нет, но лучше от этого не становилось.
Более-менее отвлекали только мысли о буржуях. Получается, Свинстон, один из опаснейших капиталистов и злейших врагов рабочего класса, владелец промышленных предприятий, печатных органов и транспортных средств, нанял гангстеров, чтобы те поймали для него Кирпичникова? Но чем Краслен мог его заинтересовать? Неужели Свинстон клюнул на приготовленную для Памперса приманку и решил сотрудничать с бывшим приспешником Буерова? Выходит, листовки компартии сделали свое дело и Краслен стал казаться буржуям ценным кадром, необходимым для борьбы с рабочим движением? О, Труд, чего только не бывает на свете!.. Впрочем, теперь уже все равно. Гангстеры сбудут Краслена коммунистам, а им он ничего не докажет. Расстреляют – будут правы. Он, Кирпичников, на месте пролетариев Ангелики, наверно, поступил бы точно так же.
…Сон прервали вспышка электрического света, стук внезапно распахнувшейся двери и голос – бодрый, сильный, злой:
– Ну? Он?
Краслен открыл глаза. Перед ним стояли двое – главный гангстер и рабочий в синем хлопковом комбезе и фуражке.
– Он, – сказал рабочий бандиту. И добавил, обращаясь к пролетарию: – Ну что, холуй буржуйский? Вот и встретились!
Кирпичников не стал ничего мычать в ответ. Ему с грустью подумалось, что, быть может, придется так и умереть – с кляпом во рту, не сказав больше ни слова в этом мире.
– Шесть тысяч шиллингов, – не тратя времени понапрасну, сказал главный гангстер.
– Но мы, кажется, договаривались о пяти с половиной! – возмутился представитель партии нового типа.
Его гнев показался Кирпичникову таким справедливым, что, забыв, что перед ним, возможно, будущий палач, Краслен мысленно вознегодовал на бесчестного гангстера, не ведавшего, каким каторжным трудом добывают свои кровные шиллинги те, кому, в отличие от всяких Свинстонов, нечего продать, кроме своих рабочих рук… и, может быть, своих цепей.
– Инфляция, молодой человек, – небрежно заявил бандитский «папаша». – Вы слышали сводки с биржи? Сколько стоил хлеб вчера вечером и сколько сегодня утром?
– Учитывая опасность, которую представляет этот субъект для рабочего класса, готов уплатить пять шестьсот, – сообщил коммунист.
– Несерье-о-озно, молодой человек, – протянул гангстер.
«До чего же акцент у него неприятный», – подумал Краслен.
– Пять шестьсот пятьдесят.
– Мамма мия! Какие шестьсот пятьдесят?! Да вы только взгляните, какой он здоровый, хороший, красивый!
«Он что, на базаре? Коня продает?» – возмутился Краслен про себя.
– Смотрите, не перехвалите свой товар, а то, глядишь, расхочется продавать, – сдержанно пошутил коммунист.
– Не расхочется! – противно ухмыляясь, сказал гангстер. – У нас есть еще один покупатель. Уж не знаю, чем вам так насолил этот парень, но если он попадет в лапки к Свинстону… Нет, я скажу так: в объятия к Свинстону, ибо…
– Что ж. Пять семьсот.
– …Ибо Свинстон так жаждет увидеть его в своем стане…
– Семьсот пятьдесят. Пять семьсот пятьдесят.
– Так вот, молодой человек. Если парень окажется в лапках у Свинстона, думаю, он сумеет доставить вам такую массу неприятностей, что потеря каких-то шести тысяч шиллингов покажется комариным укусом!
– Пять тысяч восемьсот шиллингов и ни пенсом больше.
– Но тут уже и до шести недалеко, а, молодой человек? Может быть, округлим? Знаете, мои официанты обожают посетителей, которые говорят «сдачи не надо»! Вы ведь не будете невежей и оставите нам чаевые, а, товарищ рабочий?
– Ваши шутки абсолютно не смешны, мистер!
«До чего же не умеем торговаться мы, рабочие», – сочувственно подумал красностранец.
– Что ж, молодой человек! Исключительно из личной симпатии к вам соглашаюсь на пять тысяч девятьсот девяносто девять! – сделал широкий жест мафиози.