67 
Нюта сунула мобильник в карман. Странно, почему-то во время драки не пришла мысль позвонить ни родителям, ни в милицию? «Надо было, как Шеф! – ощутила она запоздалое сожаление. – Потрясти мобилой перед носом – менты будут через три минуты! Фиг бы они проверять стали. И Жеку бы не избили!»
Эх, ну почему лучшие мысли приходят, когда все уже кончилось?
У Славяна разместились на кухне. Девчонки, счистив с себя грязь, сели на небольшой угловой диванчик. Жека закрылся в ванной. Сначала ребята старались говорить потише, чтобы не разбудить Славкиного отца. Но потом расслабились, забылись и говорили уже без всякого стеснения.
«Есть упоение в бою!» – совершенно справедливо заметил поэт Александр Сергеевич Пушкин. Но после упоения накатывает суровая проза жизни.
Только теперь Нюта ощутила все прелести бурно проведенного вечера. А именно – щека горела, ныли помятые ребра, саднили ободранные костяшки пальцев правой руки. Но это все ерунда. Жеке досталось гораздо сильнее.
Бобр повел себя как настоящий доктор. С ходу потребовал у Славяна перекись, йод, вату, бинт, пластырь… Славян заметался по кухне, захлопал дверцами. По счастью, в ближайшем шкафчике обнаружился здоровенный ящик с красным крестом и надписью «Аптечка».
Жека, смывший кровь, присел на табуретку у стены. Над ним колдовал Вовка. Подруги, поеживаясь, наблюдали за перевязкой боевых ран. Вован потыкал в рассеченную бровь ваткой, смоченной в перекиси, и потребовал льда.
– Откуда я тебе лед возьму? – растерялся Славян. – Я ж не Дед Мороз.
– А че, у тебя холодильника нету?
Славян хлопнул себя по лбу и полез в морозилку. Но льда там не оказалось. Вместо льда он вытащил замороженный куриный окорочок.
– Вы че, озверели, шизеллы! – вмешалась Стю. – Разве можно окорочек к ране прикладывать? В нем заразы полно! Может, эта курица болела…
– Куриным гриппом… – подсказал Славян.
– И Жека теперь простудится, – закончил Миха.
– Кудахтать начнет…
– Яйца нести…
Парни дружно заржали. Стю оглядела их веселую компанию, безнадежно махнула рукой и вернулась к своему чаю. Вовка между тем замотал окорочек в пластиковый пакет и велел Жеке прижать к синяку.
– Слышь, Чук, тебя теперь надо Окороком звать! – веселился Славян. – А Вована – Айболитом.
– Молчи, а то будет тебе кликуха – Куриный Грипп! – парировал Бобр.
– Очень вырос в целом мире гриппа вирус, три-четыре! – не унимался Славян.
Даже Жека улыбнулся, выглядывая из-под окорочка.
Потом Вовка бесцеремонно повертел Нютину ободранную руку, залил йодом и шлепнул сверху пластырь. Йод жег, боль вышибала слезы. Вот Жека, героическая личность! Ему досталось больше всех, и от гоблинов, и от сурового Вована, а он даже не пикнул. Мамочки, что ж так жжет-то?!
У Стю сильно опухла разбитая губа. Она утверждала, что совсем не больно. Только чай пить неудобно. Вовка многозначительно потряс пузырек с йодом, но ничего не сказал. А что тут предложишь? Не размазывать же йод по губе. Славян с поклоном подсунул ей под нос еще один замороженный окорочок.
– О, прекраснейшая из прекрасных! Примите в дар эту окоченевшую куриную конечность… Приложите ее к своим прекрасным губам…
Стю отпихнула окорочок подальше:
– Я с куриными конечностями не целуюсь.
– А с кем вы, прекрасная, целуетесь? – оживился Славян.
– Да вот сегодня поцеловала одного… придурка, – подруга глянула выразительно. – Думала, может, он в жабу превратится. Как в сказке.
– О, драгоценная моя! Да пусть все жабы сдохнут от зависти к этому идиоту! Он превратился в прекрасного принца!
Стю тряхнула лохматой челкой, и в зеленых ее глазах промелькнули зеленые чертенята.
– Ничего. Ровно в полночь принц превратится в тыкву.
Что-то странное происходило между этой парочкой. Нюта с изумлением отметила про себя – ого! Она-то всегда считала, что Стю Славяна терпеть не может. А выходит, наоборот?
Но додумать мысль не удалось. Вован уселся верхом на стул с видом Александра Македонского, оседлавшего любимого коня Буцефала. Наверно, стул, если б мог, непременно ударил бы в пол копытом.
– Алле, брателлы, побазарим! На наших девчонок наехали! Они должны теперь в ДК ходить с эскортом.
Славян серьезно кивнул.
– Провожаем все! Чук, я к тебе завтра в училище подгребу. Звякни, когда закруглишься.
Жека убрал окорочок и тоже кивнул.
– И я подгребу! – отклеился от стены Миха.
– А зачем вы в училище собираетесь? – поинтересовалась Стю, трогая себя за распухшую губу.
67 
