Сверху поднажали, совсем расплющив ее по земле. Еловые иголки набились в рот. Нюта, задыхаясь, заскулила, но тут тяжесть внезапно исчезла. Она вдохнула наконец прекрасного свежего воздуха, без запаха пота и крови. Подняла голову.
Стремительные черные тени перемещались вокруг. Доносились удары и короткие вскрики. Нюта с трудом приподнялась. Может быть, там бьют Жеку и Стю? Но тут кто-то схватил ее за шиворот, рывком поставил на ноги. Она развернулась, еще ничего не понимая, готовая бежать, кусаться, орать.
– Анька, ты как? – Это же Жека, замечательный, милый Жека! Живой! Ура! Сбоку из-за черного ствола выскочила Стю. Глаза у нее светились, как у кошки.
– Это Славян! – радостно выдохнула она. – Славян и Бобр! И Миха!
Трещали кусты – враг бежал, в темноте проламываясь напрямик через заросли. Нюта мстительно пожелала им пересчитать лбом все встречные елки. Кровь шумела в ушах. Она не чувствовала боли. Наоборот – неведомая сила бушевала внутри. Хотелось петь, прыгать, кричать, хотелось влезть на волосатую тушу поверженного недруга и проплясать на ней танец победы.
Стю, похоже, обуревали те же чувства.
– Мы их сделали! – хлопнула она Нюту по плечу, раздувая ноздри. – Пусть только сунутся в другой раз! А ты, Жека, просто терминатор!
И, от счастья, повисла у Жеки на шее. Нюта, недолго думая, прыгнула на него с другой стороны. Новоявленный терминатор, не ожидавший такого напора, охнул, покачнулся и тяжело прислонился к стволу.
– Все, Жека, хана тебе! – раздался насмешливый голос из темноты. – Девчонки теперь в объятиях задушат. На похороны хоть пригласи, пока жив.
На поляну спустился жизнерадостный Славян, за ним – Миха с Бобром. Бобр улыбался во весь рот. Он ужасно любил драться. Но так как с ним драться никто не любил, дрался он не так часто, как ему хотелось.
– Верность, храбрость, дружба разрушают все преграды! Ура, ура, ура! – приняв позу Наполеона, торжественно провозгласил Славян. Это были слова из пьесы.
Нюта подумала, что Стю сейчас подберет сосновый сук и треснет его по голове. Так, для профилактики. Чтоб не портил торжественного момента.
Но вместо этого Стю с воплем: «Парни, какие же вы молодцы!» – бросилась его обнимать. Такое вот накатило обнимательное настроение. Славян – не Жека, прыгать вверх не пришлось. Стю даже чмокнула его в щеку от переизбытка чувств.
От поцелуя Славян закаменел и потрясенно замолк. Страшное оружие – поцелуй. Гораздо действенней, чем дубиной по черепушке.
А Вовка, как самый опытный боец, пригляделся к Жеке и деловито заметил:
– Надо кровь остановить, бровь рассечена. Синяк завтра в пол-лица обеспечен.
– Ой, ребята! Женька! Ты как? Цел?! – встрепенулась Нюта.
– Цел, – прокряхтел Жека, отлепляясь от сосны.
Из рассеченной брови быстро скатывались бусинки крови.
– До свадьбы заживет! – утешил его Миха.
– Или до похорон, – оптимистично подхватил Бобр.
– Девчонкам домой надо, – Жека пощупал кровоточащую бровь и скривился. – Но в таком виде нельзя. Родичи не поймут.
– Айда ко мне! – отмер Славян. – У меня мать на работе, а батя на отсыпоне после дежурства.
– Неудобно, – неуверенно протянула Нюта. – Он спит, а тут мы припремся.
– Ему даже взвод барабанщиков верхом на реактивных самолетах не помешает, – хмыкнул Славян. – У него под этим делом (последовал выразительный щелчок по горлу) вечно День сурка.
– Он у тебя бухарик, что ли? – заинтересовался Миха.
– Нет! – отверг Славян. – Не больше других. Работа у него тяжелая. Он после дежурства всегда на грудь принимает. А потом дрыхнет сутки.
– Ладно, – Стю кивнула, – пошли к тебе! Тут рядом. Только надо предкам по дороге звякнуть, что задержимся.
Она немедленно достала мобильник, легко прощебетала в трубку: «Мы тут с Анькой в гостях, не волнуйся, мальчики потом проводят до самой двери, буду к одиннадцати, ага, давай, пока-пока». А Нюта, посопев, буркнула в телефон: «Ма, я задержусь на часик… С Настей, с Настей!» – и поскорее отключилась. Ей трудно было разговаривать с родителями. Она не любила врать. Но родителям почему-то врала постоянно. Поэтому предпочитала вообще помалкивать. Или говорить без всяких подробностей, как сейчас.
Все равно им не объяснишь. Ну, как сказать – мы подрались с тремя уродами, Жеку избили, сейчас идем к Славяну, отмывать кровь и грязь. После такого заявления мать полгорода поднимет. Сбежится вся родня и начнет кудахтать: «Да что? Да как? Да боже мой!» – нет уж, спасибо, лучше соврать покороче.