Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
11 
Справа у окна, зашторенного тяжелыми гардинами, стояло старинное пианино красного дерева. Внешне пианино хорошо сохранилось, было украшено бронзовыми подсвечниками и художественной гравировкой по дереву.
Сила Михалыч двинулся прямиком к пианино.
— Вот, собственно, ради чего мы пришли, — сказал он.
Мужчины выстроились полукругом перед инструментом.
— Что вы об этом думаете? — обратился к Максиму Сила Михалыч и ткнул коротким пальцем в сторону пианино.
Максим подошел ближе и погладил полированное дерево рукой.
— Похоже на «Шрёдер», — сказал он. — Вторая половина девятнадцатого века, семидесятые или восьмидесятые годы. Я угадал? — спросил он Веренского.
Тот стоял рядом и натурально трясся.
— Н-не могу вам с-сказать, — тихо проговорил он. — Знаю одно: пианино было в этом доме с незапамятных времен. Долгое время оно стояло в зале, когда здесь был пансионат. Культмассовик бренчал на нем фокстроты, польки, вальсы. Случалось, жены партработников музицировали…
— То есть как это? — удивился Максим. — Не знаете производителя? А на крышке что?
— Не трогайте, — вдруг взвизгнул Веренский и прижал крышку обеими ладонями, глядя на Максима с ужасом.
— Э, батенька, так дело не пойдет, — вмешался Сила Михалыч. — Крышку открыть придется. Вы же сами хотели, чего уж теперь.
— Да как так можно, без подготовки? — лихорадочно зашептал Веренский. Сейчас он особенно походил на безумного. — Мне надо собраться с духом, укрепиться, я не ждал вас сегодня, я не готов еще…
— Вася, голубчик, займись несчастным, посиди с ним на диване, попридержи, если что. Нервишки у вас, Леонид Ефимыч, ни к… тьфу!.. договоришься тут с вами.
Максим поднял крышку и присвистнул. Вместо ожидаемой надписи он увидел на красном дереве какие-то странные письмена. Максим внимательно разглядывал искусную гравировку, очень красивую, с завитушками, напоминавшую художественный узор, но все же это были буквы, невиданные, не похожие ни на один из существующих алфавитов. Слов было шесть, что выглядело необычным для обозначения фирмы. Они вились над клавиатурой длинной непонятной фразой.
— Сыграйте нам что-нибудь, Максим Евгеньевич, усладите наш слух, — сказал Сила Михалыч, сопроводив предложение вдохновенным жестом. — Что-нибудь этакое из Шопена, мазурку, например.
— Вы шутите, — засмеялся Максим. — Я играю на совершенных инструментах, лучших образцах мировых производителей, а это, извините, уже «топчан», как говорят профессионалы. Наверняка разболтанные колки, трещины в деке. Такой антиквариат хорош лишь как мебель, время, несомненно, сделало свое дело, да еще, по выражению Леонида Ефимыча, на нем «бренчали» все, кому ни лень. Нет уж, давайте я не буду травмировать ни ваш слух, ни свой собственный.
— И все же я настаиваю, — сурово произнес Сила Михалыч. Взгляд его снова стал чьим-то чужим и неодолимо властным. — Обещаю, что вы будете удивлены: такого звука, как у этого пианино, вы не услышите нигде и никогда.
Максим с трудом отвел от него глаза — нет, не было никакого гипноза, то была сила духа, непреклонная воля действеннее всяких слов.
Он сел на банкетку, оглядел клавиатуру — слоновая кость пожелтела, кое-где виднелись зазубрины, — затем все-таки, прежде чем взять аккорд, решил проверить звучание каждой клавиши.
Максим обреченно вздохнул и тронул «до» первой октавы.
В следующую секунду пианист сорвался со стула и грохнулся к ногам Силы Михалыча. Он не сразу понял, что произошло, сидел на полу c бессмысленным видом и медленно приходил в себя после шока. То, что он услышал, могло сбить с ног и более крепкого парня.
Пианино издало чудовищный рев. И был он страшен не только силой звука или спектром звучания, хотя, фактор внезапной оглушительности сыграл немалую роль в падении Максима. То был голос человека, доведенного до животного ужаса. Наверное, так кричат люди при виде палача с раскаленными щипцами.
— Что ж вы так? Не ушиблись? — обеспокоился Сила Михалыч. Он помог Максиму встать и даже попытался стряхнуть соринки с его одежды.
В отличие от музыканта, он отнесся к исторгнутому воплю абсолютно спокойно. Василия заметно покорежило, а Веренский ахнул и закрыл лицо руками.
— Что это было? — Максим не сразу опамятовался, растерянность и ужас породил в душе отчаянный крик. Хотелось бежать куда-то, помочь, спасать, но куда, кого?..
11 
