Последние отзывы

  67  

— Понимаю, эта штуковина разъедает все, что попадает в радиус ее действия. Ты прав — клин клином вышибают. Я уверен, что ты справишься. И Лизу вытащим, побеснуется и смирится. Она тебе, кажется, нравится? В этом деле положись на меня. Я все устрою.

— Думаешь, она забудет Себа? — засомневался Максим. — А как быть с Васей? Ведь он любит ее. Непорядочно отбивать у него девушку.

— Но она-то его не любит! К тому же, сам посуди, что он может ей предложить? Лизу после всех передряг надо развлечь, обеспечить ей роскошные условия, подарки, наряды. Словом, предоставь это мне, я знаю, что нужно женщине. Опыт какой-никакой имеется.

— Что ж, я готов добиваться девушки, если останусь в живых.

— Тьфу, постучи по дереву! Ты эти безобразия мне прекрати, и слушать не хочу! Кто тебе даст умереть? Ум включи, романтик.

Ярослав возмущался еще долго, скрывал таким образом собственное беспокойство.

Большие часы пробили пять раз. Максим вошел в кабинет и сел за пианино. Зажег все свечи, ноты поставил на пюпитр — больше для страховки, так как мог сыграть композицию по памяти.

Начинать следовало немедленно, в комнате было холодно, руки стыли. Свисающие с потолка гирлянды плесени посеребрились инеем, диван у стены отсырел, на светлой обивке виднелись пятна влаги.

Максим глубоко вдохнул, как обычно, когда собирался прикоснуться к клавишам пианино. Дыхание вырвалось обратно облачком пара.

Он начал играть. Никогда еще ни одна музыкальная композиция не имела подобного вступления. Она начиналась с агрессивного нагромождения всевозможного ора, выражающего различные эмоции, в том числе злорадного хохота, торжествующих криков мучителей, в ней властвовали духи ада. Руки пианиста летали над клавиатурой, рождали свирепый, казалось, беспорядочный звуковой вихрь, который постепенно скрутился в смерч. Неуловимо, такт за тактом, вытягивалась из бешеной воронки чуть различимая мелодия, голоса еще сходились, отталкивались и вдруг звучали в унисон, слагались в терцет, квартет, и снова мешанина, неразбериха, чернь, пустота, но теперь уже нестойкие, все более кратковременные. Как тонкий лучик, проникший в подземелье, выделилась музыкальная тема, она крепла с каждой минутой, набирала силу и объем, обретала значимость, торжественную размеренность.

Вновь, как в роковую ночь в лесу, начала меняться обстановка вокруг Максима, мебель, стены, потолок, пол пропали, медленно растворились в серой дымке, остались пианино и исполнитель, как бы висящие в пространстве. Как и в прошлый раз стало трудно дышать, но Максима вело вдохновение, он был силен и устойчив, как никогда.

В тумане обозначилось темное пятно, оно приближалось, и Максим догадывался, кого призвала его музыка, но думал об этом словно издалека, он жил в своей музыке, а все остальное было несущественно.

Гармоничный, прекрасный хор голосов ширился, захватил открывшееся пространство и понесся дальше, ввысь, неудержимо и величественно, здесь было все — скорбь, боль, грусть и светлые воспоминания, робкая надежда и мольба о прощении, благородство и величавая простота.

— Прекрати, — сказал Себ.

Максим отвлеченно посмотрел в его беспросветные глаза и продолжал играть.

Себ стоял перед ним с мечом в руке, клинок отливал вороненой сталью.

— Прекрати, или я убью тебя. Ты слышишь меня, музыкант?

Нет, не слышал его Максим, не хотел слышать. Не для того он прошел через мучения, дышал воздухом преисподней, впитал в себя по капле чужие страдания, чтобы сейчас отказаться от своего детища, может быть, главного и лучшего в своей жизни.

Себ приставил острый конец клинка к горлу музыканта, холодная сталь рассекла кожу.

— Подохнешь вместе со своей музыкой! Ты долго испытывал мое терпение.

И это не сработало. Все, что происходило вокруг, Максим практически не воспринимал, даже укол в шею не почувствовал, он был в другом измерении.

Появление третьего лица зафиксировали лишь его глаза, но не разум.

На сей раз Регул спустился откуда-то сверху, что было для него немудрено. Еще бы! Плаща на нем сегодня не было, а вздымались за спиной белоснежные крылья, большие и сильные.

— Пришел-таки, я уж заждался. — Себ шагнул навстречу. Он сбросил с плеч мантию и остался примерно в таком же одеянии, что и Регул, только все на нем было черно-красное, как и мантия, даже темные доспехи имели червленый оттенок. У демона тоже оказались крылья — острые, кожистые, облезлые, хищных очертаний, кое-где островками еще топорщились редкие черные перья. — Ты должен оценить мое великодушие. Я мог бы убить парня до твоего прихода, но ты слишком привязался к пианисту, поэтому я дам тебе шанс его защитить. Он стал тебе дорог, как брат родной, и уже только по одной этой причине заслуживает смерти. Мудрые наставники задурили тебе голову — учат вас заботиться о людях, которые не стоят ворсинки с твоего пера.

  67