Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
68 
Отдай мне музыканта, Регул, и мы расстанемся с миром, и, надеюсь, без обид. Я бы позвал тебя с собой, так ведь не пойдешь.
— Ты знаешь, что мне дорого, давай не начинать сначала. Я не смог убедить тебя, когда ты был еще чист и доверчив, другой оказался речистее, а сейчас я не хочу тратить бесполезных слов.
— А в чем ты хотел бы меня убедить? В ценности человеческого рода? Согласись, что доводов у тебя мало. И в этом ваша слабость. Твой музыкант гений, не спорю, он даже грешников в аду заставил петь мессу, сейчас они смирны и полны благочестия, но попробуй, выпусти их на волю — насильников, убийц, маньяков. Откажись от музыканта, Регул, его музыка — всего лишь мимолетная видимость счастья, она будит напрасные мечты.
— Ты хорошо обучился искусству обольщения, было у кого. Только со мной лукавое красноречие не пройдет. Все в твоей жизни обман, Себ, тебя поманили властью, но наградили бессилием: ты не смог дать истинного таланта Веренскому, не смог внушить истинной любви Лизе — довольствуешься ее болезненным наваждением. Ты потерял уважение и преданность истинных друзей. Ты утратил великую силу ангела. Спроси себя, ради чего ты упал так низко.
Музыканта не отдам, тебя же низвергну обратно в бездну и властью данной мне Архангелом перекрою тебе доступ в любой иной мир на десять веков. Тысячу лет ты не сможешь покинуть пределы ада, ты не увидишь солнце и звезды, пестуй свое зло, стенай о прошлом, и думай, думай без конца — раскаяться никогда не поздно.
Ироническая улыбка сползла с лица Себа. Тяжелый меч дрогнул в его руке.
— Значит, ты не оставляешь мне выбора. Музыкант умрет, проход останется открытым, ты не сможешь заточить меня, потому что очень скоро бездна поглотит этот облюбованный вами мирок, а затем мы пойдем еще дальше, и вся небесная рать нас не остановит!
Регул выхватил меч — этого было достаточно. Бывшие соратники бросились друг на друга.
Даже в том случае, если бы Максим смог оторваться от своего ответственного занятия, чтобы проследить за схваткой, он ничего бы не разглядел. Высоко над ним что-то носилось как ураган, кувыркалось, вдруг падало, взлетало, чертило зигзаги прямо над головой, обдавая резкими порывами ветра, доносились крики и звон клинков в пылу сражения. Противники перемещались с огромной скоростью, недоступной человеческому глазу. Себ продолжал терять последние перья, они, кружась, падали с высоты.
А грандиозный хор продолжал звучать, он разрастался с каждой минутой, скорбная поначалу тема обрела ликующее содержание, пение становилось все чище, профессиональнее, будто лучшие певцы мира собрались на одной сцене.
Вокруг Максима кипела неистовая битва, дрались двое, а казалось, что бьются когорты древних воинов. Осталось загадкой, как разбушевавшиеся бойцы не сшибли пианиста со стула; правда, однажды Регул мазнул белым крылом по лицу Максима, на щеке остался какой-то знакомый аромат, но Максим по-прежнему не воспринимал реальность, посторонние раздражители не могли его коснуться.
Каким-то бодрствующим уголком сознания он понимал, что представляет для Себа желанную добычу, он был целью для черного меча. Раз за разом он видел несущегося прямо на него демона, распахнутые острые крылья, упорный беспощадный взгляд, сверкание вороненой стали, еще секунда — и конец, лежать пианисту на земле, пронзенному пылающим клинком. Но тут ослепительной молнией налетал Регул, сшибал нападающего с курса, оба сливались в один бешено крутящийся волчок, из которого летели белые и черные перья.
Иногда что-то гремело, будто рушились стены, падало тяжело и гулко, звенело, разбивалось на мелкие осколки, но все поглощала призрачная пустота, выплевывающая время от времени исступленных бойцов, их мечи рубили туман в клочья, обрывки оседали на крышке старого пианино.
Несколько раз противники грохались на землю — Регулу определенно приходилось нелегко, его белая одежда и крылья были в крови. В таком же состоянии находился Себ, только на его черно-красном одеянии кровь была меньше заметна. Ударившись оземь, оба с трудом поднимались, но сшибались с еще большим неистовством и снова уносились в безоглядную даль. Максим видел урывки боя, но воспринимал картины, как часть музыкального произведения, которое он исполнял: то рядом, то в вышине бились ангелы — темный и светлый, как и в его музыке, добро боролось со злом, гармония пыталась победить хаос, и силы сторон были почти равны.
68 
