— Вы знали, что ваша дочь склонна к самоубийству?
Майкл вздохнул.
— Ого! С места в карьер, да? — Он покачал головой. — Понимаете, получается замкнутый круг. Если я признáюсь, что она была склонна к самоубийству, я признáю то, что на самом деле не хочу признавать. Дело в том, что я не могу решить: я не верю в самоубийство дочери, потому что… понимаете, это же «Самоубийство», с большой буквы «С»… или потому что я не хочу признавать очевидного. — Он прикусил губу. — Но если я скажу, что Эмили не была склонна к самоубийству, как же тогда объяснить, почему она мертва?
Селена терпеливо ждала, отлично понимая, что пока он не дал окончательный ответ: что он не винит Криса. Майкл вздохнул.
— Я не знал, что она была склонна к самоубийству, — наконец он признался. — Но я не уверен: то ли я просто не знал, куда смотрел, то ли моя дочь вообще не хотела сводить счеты с жизнью.
— Она могла свободно прийти и обсудить с вами свои проблемы?
— Могла бы, — ответил Майкл, оставив у Селены впечатление, что дочь к нему за помощью не обращалась.
— К кому еще, — настаивала Селена, — Эмили могла бы обратиться за помощью?
— Скорее к Мэлани, чем ко мне. — Он печально улыбнулся. — Похоже, все девчонки такие. Иногда, когда она злилась, то запиралась у себя в комнате и рисовала три-четыре картины, пока не успокаивалась.
Поколебавшись, он покачал головой.
— Что? — подстегнула его Селена.
— Я хотел сказать: разумеется, она бы обратилась к Крису. Но потом решил, что не стоит этого говорить.
— Для вас не было секретом, что у вашей дочери и Криса была связь? — уточнила Селена.
— Связь? — переспросил Майкл, словно пробуя это слово на вкус. — Можно и так сказать.
— А как бы сказали вы?
Он улыбнулся.
— Они были двумя сторонами одной монеты. Временами, пока дети росли, я даже забывал, что Крис мне не сын.
— Похоже, они много времени проводили вместе.
— Я бы сказал, они были неразлучны.
— Слишком сильно сказано для первой влюбленности, — заметила Селена.
— Это не было первой влюбленностью, — возразил Майкл. — По крайней мере, никто так не воспринимал их отношения. И никто бы не удивился, если бы после колледжа они поженились.
— Вы полагаете, именно этого хотела Эмили?
— Да. И Крис. Черт! Если уж говорить откровенно, и все мы, родители.
Селена сделала пометку: «Вместе из любви? Или пытаясь оправдать родительские ожидания?»
— Защита была бы вам очень благодарна, если бы вы разрешили мне заглянуть в комнату Эмили.
Мало шансов на успех, но в комнате девочки, Селена знала, могло находиться множество ключей, которые бы пригодились защите: фотографии за зеркалом, любовные записки, хранящиеся в шкатулке для украшений, блокноты, исписанные именем Криса.
— Я не могу, — ответил Майкл. — Даже если бы я… моя жена никогда бы не поняла. — Он провел пальцем по краю чашки. — Понимаете, Мэлани… ухватилась за этот суд. Иногда я смотрю на нее и жалею, что не могу так, как она. Жалею, что не могу забыть. Ох, полгода назад мы все шутили, где будем отмечать свадьбу… Понимаете, я пытался ради Эмили, но у меня не выходит отмахнуться от прошлого.
Селена держала язык за зубами — благоприобретенная уловка сыщика, чтобы разговорить собеседника.
— Понимаете, я опознавал тело Эмили в больнице. Но еще утром я видел ее за завтраком, потом она выбежала на улицу, когда посигналил Крис, — он заехал за Эмили, чтобы отвезти ее в школу. Я видел, как он поцеловал мою дочь, когда она села в машину. Эти два воспоминания не укладываются у меня в голове.
Селена пристально вгляделась в его лицо.
— Вы верите, что Крис Харт убил вашу дочь?
— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказал Майкл, опустив глаза. — Если бы верил, первым бы оградил от него свою дочь. Никто не любил Эмили больше, чем я. — Он поднял глаза. — Может быть, только Крис.
Селена склонила голову.
— Вы разрешите побеседовать с вами еще раз, доктор Голд?
Майкл улыбнулся, чувствуя, как груз упал с плеч.
— С удовольствием, — ответил он.
Минуту Мэлани стояла на пороге комнаты дочери, глядя на обитую панелями дверь. Даже сквозь толстый слой краски было видно глубоко вырезанное ножом предупреждение «НЕ ВХОДИТЬ».
Эмили, наверное, было лет девять, когда она нацарапала это послание на двери универсальным ножом, за что и была наказана. Во-первых, за порчу двери, а во-вторых, за то, что взяла опасный инструмент из ящика письменного стола Майкла. Если память Мэлани не подводила, она заставила дочь самолично перекрашивать дверь. Но даже если стереть слова, их смысл не исчезнет, и с того дня ни Майкл, ни Мэлани не входили в комнату дочери без стука.