Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
118 
Флетчер улыбнулся.
– К Иисусу многие относились точно так же.
– Доктор Флетчер, вы хотите сказать суду, что Шэй Борн – Мессия?
Флетчер покачал головой.
– Это ваши слова, не мои.
– Тогда как насчет слов вашей приемной дочери? – спросил Гринлиф. – Или это у вас семейная черта – находить Бога в тюрьмах, начальных школах и прачечных?
– Протестую, – вмешалась я. – Мой свидетель не на скамье подсудимых.
Гринлиф пожал плечами.
– Его познания в истории христианства…
– Протест отклонен, – сказал судья Хейг.
Глаза Флетчера сузились до щелочек.
– Что бы ни видела моя дочь, это не имеет никакого отношения к просьбе Шэя Борна.
– Когда вы впервые ее увидели, она не показалась вам шарлатанкой?
– Чем больше мы разговаривали, тем больше я…
– Когда вы впервые ее увидели, – подчеркнул Гринлиф.
– Да. Я не верил, что это настоящее чудо.
– И тем не менее, не вступая в личный контакт с истцом, вы охотно согласились выступить в суде и подтвердить, что его требования следует удовлетворить просто потому, что они соответствуют вашим расплывчатым представлениям о религии, – заключил Гринлиф. – В вашем случае от старых привычек было довольно легко избавиться…
– Протестую!
– Прошу не фиксировать мою ремарку в протоколе. – Гринлиф уже собрался было сесть на место, но вдруг обернулся. – И последний вопрос, доктор Флетчер. Ваша дочь… ей ведь было семь лет, когда она очутилась на арене религиозного цирка, подобного тому, что творится сейчас?
– Да.
– Вы понимаете, что именно в этом возрасте была убита жертва Шэя Борна?
Нижняя челюсть у Флетчера предательски дрогнула.
– Я не задумывался об этом.
– Какие чувства испытывали бы вы, если бы убили вашу приемную дочь?
Я подскочила с криком:
– Протестую!
– Суд выслушает ответ, – заявил Хейг.
Но ответ последовал не сразу.
– Думаю, такая трагедия была бы испытанием для любой веры.
Гордон Гринлиф сложил руки на груди с видом победителя.
– Тогда это не вера, – сказал он. – Это всего лишь талант хамелеона.
Майкл
В обеденный перерыв я подошел к клетке, в которой держали Шэя. Тот сидел на полу, возле прутьев, а снаружи его караулил судебный пристав. В руке Шэй держал карандаш и листок бумаги, как будто брал у кого-то интервью.
– Буква х, – сказал пристав, но Шэй отрицательно мотнул головой. – М?
Шэй нацарапал что-то на бумаге.
– Я уже дышу тебе в затылок, приятель.
Пристав сделал глубокий вдох, как будто перед очень ответственным шагом.
– К.
Шэй расплылся в усмешке.
– Я выиграл.
Он опять что-то нарисовал и передал бумажку через решетку – только тогда я заметил, что они играли в «висельника». На сей раз в роли палача выступил Шэй.
Пристав, нахмурившись, уставился на бумажку.
– «Сзрзрг»? Нет такого слова.
– А когда мы начали играть, ты не говорил, что такое слово должно быть, – ответил Шэй. В следующий миг он заметил, что я стою рядом.
– Я духовный наставник Шэя, – сообщил я приставу. – Вы могли бы оставить нас наедине? Ненадолго.
– Конечно. А я пока схожу отолью.
Он встал и, пригласив меня присесть на освободившийся табурет, направился к выходу.
– Как дела? – тихо спросил я.
Шэй отошел к металлической скамье и улегся лицом к стене.
– Я хочу поговорить с тобой, Шэй.
– Ну, это еще не значит, что я хочу тебя слушать.
Я опустился на табурет.
– Из всех присяжных я последним проголосовал за смертный приговор, – сказал я. – Это из-за меня совещание тянулось так долго. И даже после того как остальные присяжные убедили меня в целесообразности приговора, я очень переживал. Меня постоянно охватывала беспричинная паника. И вот однажды я набрел на церковь и начал молиться. И чем чаще я молился, тем реже становились приступы паники. – Я зажал руки между коленями. – Я решил, что это знак свыше.
Не поворачиваясь ко мне, Шэй презрительно фыркнул.
– И я по-прежнему считаю это знаком свыше, ибо он помог мне вернуться в твою жизнь.
Шэй перевернулся на спину и закрыл глаза ладонью.
– Не обольщайся, – сказал он. – Это помогло тебе вернуться в мою смерть.
Когда я вбежал в туалет, Йен Флетчер уже стоял у писсуара. А я, если честно, надеялся, что там будет пусто. От слов Шэя – голой, в общем-то, правды – меня так сильно затошнило, что я выскочил из зала без всяких объяснений. Ворвавшись в кабинку, я упал на колени – и меня тут же вывернуло наизнанку.
118 
