— Ян?
Теперь шаги направлялись от кухни через холл. Ян нарочно оставил дверь гостиной приоткрытой и теперь громко сказал:
— Я здесь!
И стал ждать.
Кав остановился в дверях. Он перевёл взгляд с Яна на стол со свечами, посмотрел на камин и горевшие там свечи, снова глянул на Яна… Его глаза скользнули от лица Яна к его одежде и немного задержались именно там, где и хотелось бы Яну. Но после напряжённого момента, который в прошлом закончился бы тем, что они тут же очутились бы в спальне, Кав сказал:
— Мне сегодня пришлось работать вместе с парнями. У нас рабочих рук не хватает. Так что я ужасно грязный. Надо принять душ и переодеться.
И, не добавив больше ни слова, он вышел из комнаты.
Этого было достаточно для Яна, чтобы понять: его любовник знал, что предвещала увиденная им сцена. Этого было достаточно и для того, чтобы сообщить Яну, в каком направлении пойдёт, как обычно, их разговор. Подобного сигнала от Кавеха прежде было бы довольно, чтобы привести Яна в состояние растерянности, но сегодня вечером он решил, что этого не будет. Три года скрытности и один год откровенности научили его ценить ту жизнь, для которой он был предназначен.
Прошло полчаса, прежде чем Кавех присоединился к нему, и, несмотря на то, что мясо уже десять минут как было извлечено из духовки, а овощи уже вот-вот должны были превратиться в настоящее кулинарное разочарование, Ян был полон решимости не переполняться обидой к тому моменту, когда его друг вернётся. Он разлил вино — по сорок фунтов за бутылку, хотя, учитывая обстоятельства, это не имело значения, — и кивком показал на бокалы. Подняв свой, сказал:
— Это недурное бордо, — и подождал, пока Кав присоединится к нему.
Ясно же, думал Ян, что видит Кавех: друг собирается произнести тост, иначе зачем бы он стоял вот так, с бокалом в поднятой руке и с выжидательной улыбкой на губах?
Кав снова посмотрел на стол. И сказал:
— Два прибора? Она тебе звонила или как?
— Я ей позвонил. — Ян опустил свой бокал.
— И что?
— Я попросил ещё один вечер.
— И она согласилась?
— На этот раз — да. Разве ты не хочешь выпить вина, Кав? Я купил его в Уиндермире. В том винном магазинчике, где мы были в прошлый…
— Я перекинулся словечком с этим проклятым стариной Джорджем. — Кав чуть наклонил голову в сторону дороги у дома. — Он меня поймал, когда я возвращался. Опять жалуется на отопление. Сказал, что имеет право на центральное отопление. Так и сказал — «имею право».
— У него же целая гора угля. Почему он не топит им, если в коттедже слишком холодно?
— Говорит, что не желает топить углём. Хочет паровое отопление. Говорит, если у него такого нет, будет искать другой выход.
— Но когда он жил здесь, у него ведь не было парового отопления, чёрт побери!
— Зато у него был целый дом. Думаю, он смотрит на это как на некую компенсацию.
— Ну, ему придётся научиться как-то справляться, а если не может, то придётся поискать другую ферму для аренды. В любом случае я не хочу тратить весь вечер на разговоры о жалобах Джорджа Коули. Эта ферма продавалась. Мы её купили. А он не стал покупать. Всё, кончено.
— Ты её купил.
— Технические детали значения не имеют, я надеюсь, если речь идёт о нас. Она ни твоя, ни моя. Нет меня, нет тебя. Есть только мы.
Ян взял второй бокал и протянул Каву. Тот мгновение-другое колебался, потом взял вино.
— Боже, как я тебя хочу, — сказал Ян. И добавил с улыбкой: — Хочешь знать, как именно?
— Хмм… Нет. Пусть всё идёт как идёт.
— Ублюдок.
— Я думал, как раз это тебе и нравится, Ян.
— Наконец-то ты улыбнулся, первый раз после того, как вошёл в дом. Трудный был день?
— Не то чтобы очень, — ответил Кав. — Просто много работы и мало помощников. А ты?..
— Нет.
Они оба сделали по глотку, глядя в глаза друг другу. Кав опять улыбнулся. Ян шагнул к нему. Кав отшатнулся. Он попытался сделать вид, что его внимание привлёк блеск столового серебра или низкая ваза с цветами на столе, но это не обмануло Яна. И при виде реакции Кава он подумал точно то же, что подумал бы любой мужчина, если бы он был на двенадцать лет старше любовника и был готов отдать всё, лишь бы не расставаться с ним.
В свои двадцать восемь лет Кавех мог привести множество причин, объясняющих, почему он не готов осесть на месте. Но Ян не был готов их услышать, потому что знал: только одна из них была правдой. И эта правда представляла собой некую форму лицемерия, притворства, — а притворство было главным моментом всех тех споров, что происходили между ними за последний год.