Особенно,... 
115 
— Все произошло так, как и должно было произойти, — сказал Джейк.
Он положил руку мне на плечо, и я не почувствовала ничего, кроме дружеского участия.
— Да, именно так, — прошептала я.
***
Мы сидели на брошенных на пол подушках в хижине Эдди Савоя и листали досье на последние двадцать лет жизни моей мамы.
— Сущие пустяки, — говорил Эдди, ковыряясь в зубах ножом для вскрывания конвертов. — Как только я понял, кто она такая, дальше все пошло как по маслу.
Мама покинула Чикаго под именем Лили Рубенс. Лили умерла тремя днями ранее, и мама написала для нее некролог. Ей было двадцать пять лет, и, если верить маме, она умерла после долгой и мучительной болезни. Мама присвоила номер ее страхового полиса, водительские права и даже свидетельство о рождении из Гленвуд Таун-холла. Мама так и не доехала до Голливуда. Каким-то образом она очутилась в Вайоминге, где работала в шоу «Дикий Запад» Билли Делайта. До этого она танцевала в кабаре, где Билли и обратил внимание на ее канкан. После недолгих уговоров она согласилась на роль Каламити Джейн в его шоу. Из факса, присланного Билли, следовало, что она скакала на лошади и стреляла из пистолета так, как будто делала это с рождения. Ровно через пять лет, в 1977 году, она сбежала, прихватив с собой самого талантливого ковбоя и бóльшую часть выручки за последний день.
На некоторое время Эдди потерял ее из виду, но вскоре нашел в Вашингтоне, где мама некоторое время работала в сфере телемаркетинга. Она подкопила денег, переехала в Чеви Чейз и купила лошадь. Сама она жила в кондо, поэтому лошадь продолжала держать в конюшне ее бывшего владельца, Чарльза Крэкерса, и трижды в неделю приезжала кататься верхом.
Из Чеви Чейза мама перебралась в Роквиль, штат Мэриленд, где приняла участие в избирательной кампании какого-то сенатора-демократа. Когда сенатор проиграл очередные выборы, она продала лошадь и купила билет на самолет в Чикаго, который тогда так и не использовала.
Фактически за все двадцать лет она лишь однажды совершила поездку, не связанную с переездом или сменой работы. 10 июня 1985 года она все-таки приехала в Чикаго. Она прибыла под именем Лили Рубенс и поселилась в Шератоне. Когда я читала эту часть досье, Эдди не сводил с меня глаз.
— Что случилось десятого июня? — поинтересовался он.
— Я окончила школу, — пробормотала я, оборачиваясь к Джейку.
Я попробовала в подробностях вспомнить этот день: белые платья и чепцы девушек, испепеляющие лучи солнца, раскалившего металлические каркасы раскладных стульев, речь отца Дрэхера, посвященную необходимости служить Господу в готовом принять нас грешном мире. Я попыталась разглядеть расплывчатые лица гостей, но прошло слишком много времени. На следующий день я уехала из Чикаго. Мама вернулась, чтобы увидеть свою дочь взрослой девушкой, и чуть с ней не разминулась.
Эдди Савой подождал, пока я дочитаю последнюю страницу досье.
— Последние восемь лет она живет вот здесь, — сказал он, ткнув пальцем в кружок на карте Северной Каролины. — Фарливиль. Я не смог раздобыть ее адрес. В телефонной книге ее тоже нет. Но здесь она в последний раз устраивалась на работу. Это было пять лет назад, но что-то подсказывает мне, что в городе размером с туалетную кабинку ты разыщешь ее без всякого труда.
Эдди снова сел за стол и вскоре протянул мне листок, на котором было нацарапано: «Женские штучки». Рядом значился номер телефона.
— Насколько я понял, это какой-то бутик, — пояснил он. — Ее там все отлично знают.
Судя по всему, все это время мама была одинока, не считая краткого эпизода с ковбоем. Я пыталась понять, что заставило ее поселиться среди холмов Северной Каролины и поступить на работу в свадебный салон. Я представила ее в окружении тюков аленсонских кружев, тончайших голубых подвязок и атласных туфель-лодочек. Когда я подняла голову, Джейк энергично тряс руку Эдди Савоя. Я открыла бумажник и извлекла его четырехсотдолларовый гонорар, но Эдди только покачал головой.
— Все уже оплачено, — сказал он.
Мы с Джейком молча вышли во двор и сели в машину. Я медленно вела автомобиль по разбитой дороге. Из-под колес летели осколки мелкого щебня и с кудахтаньем разбегались куры. Не проехав и ста ярдов, я затормозила и расплакалась.
Джейк обнял меня и привлек к себе, неловко обогнув моим телом рычаг переключения скоростей.
— И что же мне теперь делать? — прошептала я.
Он погладил меня по голове и осторожно дернул за затянутые в хвостик волосы.
115 
