Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
115 
Усатый дядя останавливается и разглядывает рисунок Виктора, тот, что миссис Грин повесила на стену.
— Неплохо.
— Это не я рисовала, сэр.
— То есть… Да что вы?
— Да, сэр.
— Что, все? Боже мой! Ну надо же! Я всегда думал, это ваши.
— Нет, сэр.
— У него талант. Надо купить ему краски.
— Да, сэр.
— Ну что ж, давайте купим.
— Хорошо, сэр.
— Я скоро вернусь. Поговорю с доктором Фетчеттом, и мы что-нибудь придумаем.
— Хорошо, сэр.
— А как продвигаются его занятия?
— Плохо, сэр. Он по-прежнему не хочет делать домашнее задание. Просто рвет тетради.
Усатый дядя вздыхает.
— Будьте с ним построже.
— А то я не стараюсь! Сами-то как думаете?!
— Не забывайтесь!
— Простите, сэр. Я совсем вымоталась.
— Я понимаю. Вот, возьмите.
— Спасибо, сэр!
— И пожалуйста, купите мальчику краски.
— Хорошо, сэр.
— Виктор, веди себя хорошо.
Больше он этого дядю никогда не видел.
Проходит время. Виктору исполняется одиннадцать. Миссис Грин печет именинный пирог, ставит его на стол и плачет. «Не могу! Сил больше нет…»
Виктору очень хочется ей помочь. Он протягивает ей свой кусок пирога.
«Спасибо, золотко. Ты добрый мальчик».
Виктор стоит у окна и смотрит, как серая машина подъезжает к крыльцу. Из нее выскакивает человек в синем пиджаке, открывает заднюю дверцу. Оттуда появляется дама с высокой прической и в коричневой, похожей на гриб, шляпке. Миссис Грин быстро открывает дверь, и женщина проходит мимо нее. Останавливается посреди комнаты и брезгливо оглядывается. Смотрит на Виктора.
— Он плохо вымыт.
— Он играл в саду, мэм.
— Не смейте мне возражать! Он плохо вымыт, и нечего обсуждать. Ну, что скажешь?
Женщина обращается к нему. Виктор молчит.
— Он вообще молчун, мэм.
— Заткнитесь!
Женщина в шляпке ходит по комнате, поднимает и снова бросает на стол тарелки.
— Какой тут свинарник!
— Простите, мэм. Я обычно мою посуду после обеда…
— Мне плевать. Помойте его. Он уезжает.
— Мэм?
— Я не могу винить вас за ошибки моего мужа, но вы должны понимать — его больше нет с нами, и теперь я и только я принимаю решения. Это ясно?
— Да, мэм.
— Тогда отмойте его. На него тошно смотреть.
Миссис Грин купает его. Виктору не хочется принимать ванну, он ведь вчера уже мылся. Он сопротивляется, а миссис Грин его уговаривает: «Ну пожалуйста, Виктор!» Кажется, она сейчас заплачет. Он позволяет ей раздеть себя и усадить в ванну.
Женщина в шляпке говорит:
— Машина приедет через час.
— Куда вы посылаете его, мэм?
— Это не ваше дело.
— Мэм, не сочтите за дерзость… Простите, мэм…
— Вы можете оставаться здесь сколько пожелаете.
— Я не хочу оставаться здесь, мэм.
— И неудивительно. Мой муж повел себя как осел. Вам самой-то не кажется его затея идиотской?
— Не знаю, мэм.
— Разумеется, знаете. У вас ведь наверняка есть свое мнение.
— Нет, мэм.
— Вы прекрасно вышколены. Сколько он вам платил?
— Мэм…
— Я прослежу, чтобы о вас позаботились. Позвоните по этому номеру. Договорились?
— Да, мэм.
— Кретин! И сколько он еще собирался скрывать это от меня?
— Трудно сказать, мэм. Он хотел найти для мальчика подходящую школу.
Женщина в шляпке смотрит на Виктора. Ее передергивает.
— Ну что ж, я ее уже нашла.
Его сажают в машину и везут по заснеженным полям. Он никогда так далеко не уезжал от дома. Миссис Грин сидит рядом и держит его за руку. Виктор не знает, куда они едут, и ему страшно. Он плачет, а миссис Грин его уговаривает успокоиться. «Ну пожалуйста, Виктор! Посмотри, какие деревья. На что они похожи? Вот, возьми бумагу». Машина подпрыгивает на ухабах, и рисовать трудно. Виктор пытается провести линию, но тут ему становится нехорошо, и он закрывает глаза. Он хочет домой. Когда они поедут домой? Он хочет в свою кровать, и какао хочет, и с юлой поиграть. Он плачет, а миссис Грин говорит: «Смотри, какие деревья».
Деревья высокие, белые, у них острые верхушки. Похоже на тот кусок рафинада.
Уже темнеет, когда они подъезжают к какому-то дому, ужасно большому, Виктор таких никогда не видел. У дома чумазое лицо и желтые глаза. Автомобиль останавливается, и миссис Грин выходит. Виктор остается в машине.
— Пойдем, милый.
115 
