Как-то раз, когда миссис Грин отправляется в город, учитель велит Виктору встать и снять брюки. Виктор кричит, потому что не хочет, чтобы его снова выпороли. Он ведь ничего не сделал! Он кричит, а учитель хватает его за плечи, прижимает ладонь ко рту так сильно, что невозможно дышать. Виктор пытается укусить его за руку, но учитель сильно бьет его по попе. Расстегивает пуговицы и ремень и стаскивает брюки Виктора. Виктор готовится к порке, но учитель просто гладит его попу, а потом трогает между ног. Потом мистер Торнтон велит ему одеваться. Они возвращаются к уроку грамматики. И такое иногда повторяется.
Когда в следующий раз уже доктор просит Виктора снять брюки, Виктор громко кричит, кусает доктора за локоть и убегает. Он носится кругами по комнате, пока миссис Грин не удается поймать его за руки. Доктор хватается за ноги, и вместе они привязывают Виктора к стулу огородным шлангом.
— Да что с тобой такое?
— Не знаю.
— Господи боже, вы только поглядите на него!
Доктор светит фонариком Виктору в глаза.
— И часто с ним такое?
— Нет.
— Хм. Хм. — Фонарик выключается. — Очень странно.
Они уходят в соседнюю комнату. Виктор все равно слышит каждое слово.
— У него бывают истерики?
— Нет.
— Что-нибудь еще странное заметили?
— Он сам с собой разговаривает. Придумывает себе друзей и с ними разговаривает.
— Все дети так делают.
— В его возрасте? Он больше с ними разговаривает, чем со мной. С ним что-то не так.
— Ничего удивительного.
— Он же не такой, как его мать.
— Нет. Но слабоумие может выражаться очень по-разному.
— Держать его здесь взаперти противоестественно.
— Это не нам решать.
— Так дальше не может продолжаться! Сколько он еще будет тут жить?
— Не знаю.
— Я не собираюсь провести тут остаток своих дней.
Виктор чешет запястья о шланг.
— Милосердие, — говорит миссис Грин. — Милосердие.
— Я поговорю с мистером Мюллером.
— Да, пожалуйста.
— Скажу ему, нужно что-то решать.
— Куда он подевался? От него несколько месяцев ни слуху ни духу.
— Он за границей. В Лондоне. Они там строят порт.
— Боже правый! И что, кроме нас с вами никому до него нет дела?
— В данный момент — никому.
— Как же так?
— Вот так.
— Господи помилуй!
— Миссис Грин!
— Господи!
— Но я-то здесь, с вами.
Виктору удается ослабить узел на шланге. Руки уже свободны. Потом ноги. Виктор на цыпочках подходит к двери и видит, как близко стоят доктор и миссис Грин. Доктор засунул руки ей под блузку. Миссис Грин отстраняется, и они вместе уходят в другую комнату. Уходят надолго. Вернувшись, миссис Грин совсем не удивляется, что Виктор сидит за столом и рисует. Она наливает ему какао и целует в макушку. От нее пахнет водой и шампунем.
Вскоре после этого Виктор впервые видит ее тело. Он нагибается и заглядывает в замочную скважину, когда она моется. Из-за пара, конечно, много не разглядишь, но когда миссис Грин вылезает из ванны, становятся видны большие белые груди. Виктор издает какой-то звук, миссис Грин слышит его и накидывает на себя полотенце. Потом открывает дверь. Виктор уже мчится прочь. «Мерзкий мальчишка!» Он бежит в свою комнату и прячется под кровать. Она входит, на ней платье, надетое наизнанку. С волос капает вода, они рассыпаются, пока она вытаскивает Виктора из-под кровати. Он цепляется за пол, но миссис Грин сильнее. «Мерзкий мальчишка! Мерзкий мальчишка!» Но не бьет. Сажает его на край кровати и громко отчитывает. «Хорошие мальчики так себя не ведут. Никогда! Ты должен быть хорошим мальчиком и не должен быть плохим».
Он хочет быть хорошим.
Проходит время. Усатый дядя снова приезжает. Вид у него грустный.
— Это просто невыносимо, сэр, — говорит миссис Грин.
Дядя быстро ходит по комнате и теребит мочки ушей.
— Я понимаю.
Виктор потрясен. У него тоже есть привычка дергать себя за уши. Миссис Грин не нравится, когда он так делает. Она шлепает его по рукам и требует, чтобы он перестал вести себя как чудик. А этот высокий, взрослый, почти волшебный дядя в огромной шляпе точно так же, как Виктор, дергает себя за уши. Виктора прямо распирает от гордости.
— Ему нужно учиться в школе, сэр.
— Я это понимаю. Я просил доктора Фетчетта найти для него подходящее заведение. Его ведь в обычную частную школу не пошлешь.