Оказалось, купят многие. Телефон раскалился от звонков. Знакомые коллекционеры. Коллекционеры, о которых я слышал, но никогда не встречал. Целая толпа незнакомых мерзостных типов. Все приезжали или оставляли для меня сообщения. Все хотели поговорить о Викторе Крейке. Поначалу я радовался такому всплеску интереса, но вскоре понял, что картины их интересуют мало. Их привлекает гнусная история. Похоже, для агента строчка в резюме «Представлял интересы художника-социопата и убийцы» значила больше, чем диплом искусствоведа Нью-Йоркской школы живописи.
Один клиент спросил меня, правда ли, что Крейк их насиловал. У этого клиента, видите ли, внезапно нашлось на стене в столовой место еще для одной картины.
Я понял, что дело совсем швах, когда мне начали звонить из Голливуда. Известный режиссер короткометражных фильмов попросил одолжить ему панно для создания фона видеоклипа.
Я позвонил Мэрилин.
— Да расслабься ты, — ответила она. — Это я так развлекаюсь.
— Прекрати распространять слухи, пожалуйста.
— Это называется «подогревать интерес».
— Что ты им наболтала?
— Все, что слышала от тебя. И чего они так возбудились? Во всяком случае, это никак не касается тебя, меня или картин. Сами виноваты.
— Ты мне все планы расстроишь.
— Прости, не знала, что у тебя эксклюзивные права.
— Ты не хуже меня знаешь, как важно правильно подать информацию, и потом…
— Именно это я и пытаюсь тебе показать, солнышко. Хватит «подавать информацию». Расслабься.
— Даже если ты права, — я сказал, даже если, — все равно перестань распространять слухи.
— Я тебе еще раз говорю — я…
— Мэрилин. Мэрилин! Тсс! Помолчи. Просто перестань, ладно? Что бы ты ни задумала, хватит. — И я повесил трубку, злой как черт. Даже не представлял, что так разозлюсь.
Нэт, сидевший в другом конце комнаты, смотрел на меня с интересом.
— Она всем сказала, что Крейк был педофилом. — Он хихикнул.
— Не смешно.
— А по-моему, смешно, — встряла Руби.
Я застонал и пошел включать компьютер.
Прошла уже неделя с того дня, когда я ездил к Макгрету, а копию рисунка он так и не получил.
Я велел Нэту и Руби блокировать его на дальних подступах. «Извините, но мистер Мюллер сейчас не может подойти. Не хотите оставить сообщение? Да-да, у нас уже есть ваш номер. Разумеется, он позвонит вам, как только освободится. Большое спасибо». Я нервничал, мне не хотелось так с ним поступать, не хотелось, чтобы он решил, будто напугал меня. Вовсе я не испугался. Скажу прямо: я ничуть не боялся Макгрета. Чего мне бояться старика-пенсионера, которому к тому же нужен был Виктор, а не я. Я был для него просто источником информации. Стыдиться мне было нечего, и я вполне бы мог дать ему эту информацию.
Макгрет не угрожал мне, был вполне корректен, но это вовсе не значило, что я должен из кожи вон лезть, стараясь ему помочь. Хочет посмотреть на рисунок — пусть едет в галерею, как все люди.
В тот день я просматривал почту и вдруг изменил свое мнение. Среди счетов и открыток лежал белый конверт со штемпелем Нью-Йорка и адресом: 10001, США, штат Нью-Йорк, г. Нью-Йорк, ул. Западная Двадцать пятая, д. 567, четвертый этаж, галерея «Мюллер», мистеру И. Мюллеру.
Я открыл его. На листке пятьсот раз подряд было написано:
СТОП
Я узнал этот почерк, корявый и витиеватый, как узнал бы свой собственный. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться. Достаточно было оглянуться и сравнить письмо и надписи на панно. Названия рек, дорог, стран, географических объектов — тысячи образцов почерка. Все они подтверждали одно. Это Виктор Крейк.
Интерлюдия: 1918
И создал Соломон себя, Соломона Мюллера.
И родил он дочерей, и отдал их замуж за богатых торговцев.
И брат его Бернард, по природе ленивый, женился поздно, а детей так и не родил. И занимался он лошадьми и табаком, и веселился без устали, и дожил до глубокой старости, до девяносто одного года. И пережил он всех своих трудолюбивых братьев.
И брат его Адольф родил сыновей, Морриса и Артура, но ни один из них не приумножил родового богатства.
Поначалу Соломон помогал им. «Люди должны совершать ошибки и учиться на них», — говорил он Адольфу. Однако вскоре старшее поколение обнаружило, что единственный урок, который мальчики извлекают из своих ошибок, это что у ошибок их не будет никаких последствий. Адольф поседел, пытаясь подыскать им достойную их фамилии работу, однако на благосостоянии семьи это никак не сказалось.