Чем больше он думал, тем больше приходил к убеждению, что Силия Нолан была неуравновешенной женщиной и что она взяла с собой оружие на Холланд-роуд. Он мог представить себе, как она ищет Джорджет, переходя из комнаты в комнату с пистолетом в руке. Можно побиться об заклад, что она при этом не звала Джорджет по имени, подумал Уолш. Она нашла ее на коленях с пропитанной скипидаром тряпкой в руке, выстрелила в нее и положила снимок из газеты в сумку Джорджет.
Так могла действовать только она. Даже то, что пистолет был помещен точно в центр пятна краски, было, по его мнению, еще одним признаком неуравновешенной психики Силии.
Осмотр дома Джорджет в выходные оказался плодотворным. Один из полицейских Мендхема обнаружил в шкафу ее спальни спрятанную папку, в которой была переписка по электронной почте между Генри Палеем и Тэдом Картрайтом. В одном из сообщений Картрайт обещал Палею премиальные, если он вынудит Джорджет продать земельный участок на 24-й магистрали. В нескольких электронных сообщениях Картрайту Палей писал, что агентство находится в шатком финансовом положении, и что он делает все возможное, чтобы держать его в этом состоянии, не работая активно с клиентами.
«Славный малый, — подумал Уолш, — он активно пытался выдавить партнера из бизнеса. Меня бы не удивило, если бы Палей нанял кого-нибудь, чтобы изуродовать также „Обитель Малютки Лиз“. Макингсли уверен в том, что убийцей был Палей, который запаниковал из-за того, что Джорджет каким-то образом удалось завладеть его папкой с перепиской с Картрайтом, однако я в этом не уверен».
Всем было известно, что Джеф Макингсли собирался выдвигать свою кандидатуру на пост губернатора через два года, и многие думали, что он победит на выборах. Столь известное дело было как раз то, что нужно.
«Раскрытие этого дела было бы и мне хорошим подспорьем», — подумал Пол Уолш.
Он хотел вскоре уйти в отставку и получить шикарную работу по обеспечению безопасности в одной большой корпорации.
Без десяти десять заиграл орган, и церковь вдруг стала заполняться людьми. Уолш узнал отдельных представителей местных средств массовой информации, которые, как и он, находились на задних скамейках. Дрю Перри было легко узнать по гриве седых волос. Хотя, на его вкус, она была слишком въедливой, он считал ее хорошей женщиной-репортером. Ему было интересно знать, черпает ли она свою силу из волос, подобно Самсону.
Он смотрел, как Марселла Уильямс, соседка по Олд-Милл-лейн, садится на четвертую скамью.
«Не хочет упустить ни малейшей подробности, — подумал Уолш. — Пошла бы и села прямо на алтарь!»
Без пяти десять приехала семья. Уолш помнил, что их было трое: брат, Томас Мэдисон и две его сестры.
«Должно быть, с ними мужья сестер и жена Мэдисона», — подумал он. Они прошли по проходу и заняли места в первом ряду.
Родственников не допустили, как лиц, заинтересованных в расследовании убийства Джорджет Гроув. Краткая проверка подтвердила, что они солидные, уважаемые в Филадельфии люди. Уолшу нравилось выражение «заинтересованные лица». В переводе это означало: мы думаем, что вы виновны, и мы в лепешку разобьемся, чтобы это доказать.
Следующими пройти по проходу и занять передние места должны были Генри Палей с соответствующим видом соболезнования и Робин Карпентер. Робин решила надеть черное с белым платье по фигуре. Черный галстук Генри был его единственной уступкой траурной одежде, и он плохо сочетался с бежевым спортивным жакетом и коричневыми брюками.
Держу пари, он сменит галстук, как только услышит последнее «Аминь», решил Уолш.
«Говори о заинтересованных людях», — подумал он, когда священник вышел на алтарь и в церковь вошли Силия и Алекс Ноланы и заняли места по другую сторону прохода всего в нескольких рядах впереди него. На Силии был явно дорогой костюм, светло-серый в тонкую бледно-желтую полоску. Она была в темных очках. Длинные темные волосы были собраны в свободный узел на затылке. Когда она повернулась, чтобы прошептать что-то мужу, Уолшу был хорошо виден ее профиль.
«Изящно выглядит, — признал он, — убийца с лицом ангела».
Он видел, как Алекс Нолан ободряюще похлопывал жену по спине, словно успокаивая или подбадривая ее.
«Не делай этого, — подумал Уолш, — мне бы хотелось посмотреть, как она заплачет».
Солист начал петь:
— Господь, мой пастырь…
И прихожане в переполненной церкви встали.
В надгробной речи пастор говорил о женщине, которая бескорыстно жертвовала собой ради блага других: