ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  14  

«Сходи к психоаналитику», — сказала бы Барб.

Но Глории не хотелось разговаривать; ей хотелось что-то делать. Что угодно, лишь бы ощущать себя не такой пассивной, как сейчас, когда она сидела в этой забегаловке, жуя вместе с Реджи резину, пока Карл, бедный Карл, ее Карл лежал где-то, никому не нужный.

Вспышка: ее брат Хезус Хулио на сцене. В короне и неуклюжем школьном воспроизведении…

Тоги?

Мантии. Он играет царя. Дающего отпор девушке, которая требует, чтобы он выдал ей тело.

«Антигона».

Подробностей Глория не помнила, кроме того, следила в основном за Хезусом Хулио. Однако отчаяние той девушки помнила ясно — отчаяние, ни с каким другим не сравнимое: когда человек, которого ты любила, лежит, брошенный, на голой земле, и все, о чем ты просишь, это достойное погребение.

Вспоминая о прошлом, Глория чувствовала себя несчастной вдвойне. Ей всегда не нравилась манера ее памяти просыпаться, когда она была особенно уязвимой, и усиливать ощущения настоящего. Настоящее было достаточно плохим и без его искусственно созданного эха.

Реджи продолжал что-то болтать, что именно, она не слышала. Ошеломленная, связанная по рукам и ногам условностями, которые требовали, чтобы она мирно беседовала, когда внутри у нее все перевернулось вверх дном, она сидела точно окаменевшая. Только стремление не слишком грузить Реджи и удерживало ее от слез.

— …А я тем временем, — говорил он, — переговорю с копом. С мексиканским. Выясню, что именно там случилось.

Он остановился, помолчал, потом спросил:

— Гиги? Ты меня слушаешь?

Она ответила:

— Коп сказал, что произошла автокатастрофа, а подробностей он мне сообщить не может. Сказал, что вышлет мне почтой свидетельство о смерти.

Реджи нахмурился:

— Тебе — да еще и почтой?

— О чем я и говорю. Она же сейчас не работает.

— А как насчет тела?

Она покачала головой:

— Про тело он ничего не сказал.

— Очень странно… — Реджи потер ладонью плечо. — Ты уверена, что это была автокатастрофа?

— Нет.

— Коп не говорил, что твой начальник был пьян?

— Карл не пьет.

— Ну, знаешь, некоторые не пьют, не пьют, а потом примут малость и валятся с копыт, — сказал Реджи.

— Я ни разу не видела Карла пьяным, — сказала Глория.

— Может, он ради выпивки в Мексику и покатил.

Глория попыталась возразить, однако Реджи еще не закончил:

— Это, собственно говоря, не имеет большого значения, пока он не покалечит кого-нибудь или его кто-то не покалечит. В той автомобильной катастрофе еще кто-нибудь… пострадал?

— Он мне не сказал. Сказал, что ведет расследование.

Реджи поджал губы:

— Не уверен, что я понимаю смысл этих слов.

Глория взглянула в окно. За ним прогуливался Лос-Анджелес. Обычно забитые автомобилями магистрали перешли во власть легионов людей в темных очках, отчего казалось, будто за окном — уличная ярмарка. Желтоватое тяжкое тепло переливалось через край города, точно землетрясение разорвало какую-то подземную трубу.

— Не очень-то копы мне помогли, — сказала она.

— Мексика, чего ты хочешь.

— Я говорю про полицию Лос-Анджелеса.

Реджи пожал плечами.

— Диспетчер, с которой я разговаривала, упиралась как ослица. А когда я позвонила после полудня — рассказать, что мне удалось выяснить, — то попала на другого копа, такого же упрямого.

— Они не упрямы, Гиги. Просто выполняют свою обычную работу. А это может создавать впечатление упрямства. Особенно в такой день, как нынешний.

— Ладно, а мне что прикажешь делать?

— Ну, если твой парень умер…

— У него есть имя.

Двери кухни распахнулись с негромким «данг», и появилась официантка, одной рукой она несла сразу несколько тарелок. Реджи помахал ей, пальцем нарисовал в воздухе галочку и снова взял Глорию за руку.

— Я понимаю, как тебе тяжело, — сказал он. — Мне очень жаль.

— Спасибо.

— Если захочешь поговорить обо всем, то позвони. Я всегда в твоем распоряжении, Гиги.

Она кивнула.

— Ладно. — Он встал. — Десятки хватит?

Прежде чем уйти, Реджи промокнул парой салфеток лицо, словно втирая в него жидкую косметику. Потом откозырял Глории, и этот жест сказал ей, что он тоже озабочен случившимся — до некоторой степени. Глория ощутила благодарность к нему, не ставшему притворяться таким же расстроенным, как она. В каком-то смысле, после того как все их юридические связи оборвались, они стали людьми более близкими — и куда более честными.

  14