В холле стояла, раскачиваясь и орудуя пылесосом, Дакиана.
– Простите!
Она не ответила.
Я выдернул вилку пылесоса из розетки.
– Сиир, зачем, мне нужно чистить.
Со всем доступным мне терпением я рассказал ей о случившемся. Она, похоже, не поняла, пришлось повторить. Умерла, сказал я.
Теперь до нее дошло. Она всплеснула руками, лицо ее исказила гримаса славянской муки. Мне захотелось дать ей пощечину. Я и со своим-то горем справлялся с трудом, ее же выглядело, в сравнении, бесцеремонным и карикатурным.
– Миис Альма, – зарыдала она. – Оооххх.
Я стоял перед ней в одной лишь пижаме.
– Оооххх. Оооххх.
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Оооххх.
– Это ужасно, я понимаю. Но, послушайте…
Она вдруг перестала плакать и уставилась на меня.
– Я чищу вас.
– Меня? Нет. Нет, я…
– Пожалуйста. Только работать.
– Я не могу…
Руки ее взлетели вверх:
– Сиир. Охххх. Сиир.
– Я не могу позволить вам работать здесь. Мне нечем платить.
– Да, о’кей.
– Вы не поняли.
– Работать очень хорошо.
– Не сомневаюсь в этом, однако…
– Три года, – сообщила она. – Один. Два. Три.
– Как бы там ни было…
Она снова воткнула вилку в розетку, включила пылесос.
– Выключите, пожалуйста.
Ууууууууу.
– Выключите. Будьте доб… а, черт!
Я снова выдернул вилку.
Дакиану это не устрашило, она торопливо засеменила через холл в сторону кухни.
– Секунду. Подождите.
Но она уже мыла оставленные мной грязными тарелки. Я поозирался по сторонам: мухи, крошки, вскрытые банки, усыпанный сором стол. Настоящий фильм ужасов.
– Давайте договоримся, – сказал я. – Сегодня можете поработать, но это все.
– Да, я работаю.
– Хорошо. Но, послушайте. Перестаньте… выключите воду, пожалуйста. Пожалуйста. Во-первых, долго я здесь не пробуду. Хотите работать, договаривайтесь с тем, кто поселится в доме после меня. Так что только сегодня. И все. Не больше. Ладно?
Она кивнула и запела, не раскрывая рта.
– И я хочу, чтобы ее спальню вы не трогали. Не входите в нее. Вы поняли? Спальня – нет.
– Да, сиир.
– Спальня наверху. Не входите в нее.
– Да, я чищу.
– Нет. – Я схватил ее за запястье и отвел наверх. – Не чищу.
Лицо Дакианы выразило недоумение.
– Нет, – сказал я. – Идет?
– Идет. Вы босс.
Я вернулся в постель, сунул голову под подушку.
Под конец пятого часа она пришла ко мне.
– Кончаю, сиир.
– Спальню наверху вы не трогали, так?
– Да, сиир, нет.
Не понимая, что это значит, я ткнул пальцем вверх:
– Да?
– Нет.
– Нет?
– Нет, – подтвердила она.
– Нет. Ладно. Годится. Хорошо. Сколько она вам платила? – Я помолчал. – Деньги. Сколько денег?
Дакиана отвела взгляд в сторону, почесала шею.
– Сто.
– Она платила вам сто долларов?
– Идет, восемьдесят пять.
Ну понятно: она назначила себе прибавку.
– Сорок пять, – сказал я.
– Восемьдесят.
– Пятьдесят.
– Семьдесят пять.
– Пятьдесят пять.
Она издала скорбное подвывание – ни дать ни взять, Вуки[21].
Я достал из бумажника три двадцатки, протянул ей. Она, чуть помедлив, схватила их и засунула в лифчик. В ухмылке ее я прочитал вскипавшую ненависть – или то было уважение? Может быть, моя мужественная решимость произвела на нее сильное впечатление?
– Я прихожу следующая неделя, – сказала она.
– Нет. Больше не приходите. Это все.
Она нагнулась, чтобы поднять с пола сумку.
– До скорого.
Позвонившая мне женщина назвалась помощницей Чарльза Палатина, поверенного Альмы. Мистер Палатин хотел бы поговорить со мной лично – если возможно, завтра. Мы условились встретиться в два, и я приступил к выбору наряда. Я был совершенно уверен: под конец встречи мне прикажут очистить дом, однако надеялся, что если оденусь поприличнее, то смогу выклянчить отсрочку. Увы, гардероб мой каким был, таким и остался, ничего лучшего испачканных чернилами штанов цвета хаки да блейзера в нем не обреталось. Я разложил одежду по кровати и задумался насчет обуви. «Стыд и позор, мистер Гейст. Единственная моя предсмертная просьба». Я вспомнил мерцание ее глаз, насмешливые переливы голоса. И вдруг понял: то была шутка на мой счет, но обращенная ею к себе. Альма знала, что ее ждет. Конечно, знала. Она добивалась моего отсутствия, настаивала на моей поездке домой, на том, что Эрик ничуть не опасен. Да и чем он мог быть опасен? Ничего он ей сделать не мог, раз она собиралась сделать это сама, первой.