Максин задала еще кое-какие интересующие ее вопросы по мелочи, потом свернула разговор, попрощалась и вышла.
Удобный случай прояснить ситуацию представился довольно быстро.
Джералд должен был приехать к ней на ужин и остаться на ночь.
По такому поводу Максин даже купила новое платье-футляр, которое могло бы показаться чересчур официальным, если бы синяя вискоза не была такой мягкой и струящейся. Было ощущение, что платье обнимает тело, ласково прикасается к коленкам.
Помимо своего внешнего вида Максин ответственно подошла и к ужину. Она напекла блинчиков. Но это были не просто блины, которые можно было есть с джемом, с маслом или медом. Максин сделала для них четыре разных вида начинки — картофельную, грибную, овощную и из ветчины с сыром.
Джералд привез Максин коробку шоколадных конфет невероятных, гигантских размеров. Шоколадный дар сопровождался букетиком нежных фрезий. Максин растаяла…
Именно поэтому вечер начался страстными объятиями в постели, а продолжился ужином. Именно поэтому вместо изысканного нового платья на Максин была офисная рубашка Джералда, небрежно застегнутая на три пуговицы. Парочка набросилась на еду так, будто голодала несколько суток подряд.
Насытившись, Джералд попросил Максин заварить чай.
— Если хочешь, можем посмотреть какую-нибудь комедию, — предложил он.
— Отлично, — кивнула Максин, — я как раз купила парочку новых дисков.
Пока она споласкивала заварочный чайник, кипятила воду в своем стареньком металлическом чайнике, выбирала заварку, Джералд решился:
— Кстати о чае…
— Да? — Максин подняла голову.
— Я хочу сделать тебе заказ.
— Заказ? О чем ты?
— Хочу заказать большую партию чая. Действительно большую.
— Именно у меня?
— Разумеется. У кого еще в Эдинбурге можно приобрести аутентичный китайский чай? К тому же, — засмеялся Джералд, — ты никогда не выдаешь семилетний пуэр за чай пятнадцатилетней выдержки по соответствующей стоимости.
Максин улыбнулась. Джералд действительно польстил ей.
— Это верно! — Но что-то ее настораживало. — Зачем тебе большая партия?
— Хочу сделать корпоративную закупку, — сообщил Джералд. — У нас открывается собственная столовая для служащих, где все должно быть по высшему разряду.
— И в вашей столовой будут заваривать на ланч семилетний пуэр?
— Я же сказал, все по высшему разряду.
— Джералд, у меня складывается ощущение, будто ты меня дурачишь.
— Дурачу? И где, по-твоему, таится подвох?
— Не дурачишь, — поправилась Максин, — ты все это затеял, чтобы поддержать меня.
— Если у меня появилась возможность тебя поддержать, то почему, черт подери, я не могу этого сделать?! Ты хочешь, чтобы из одного только принципа я скупил запасы чая у каких-нибудь твоих конкурентов? Если в Эдинбурге найдутся подобные лавочки…
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу сказать то, что я думаю, что лавки подобного рода давно вымерли, как динозавры, и все потому, что они не могут быть рентабельными…
Вечер стремительно портился, а скандал набирал обороты.
Максин уперла руки в бока:
— К чему тогда вся эта твоя хваленая помощь?
— К чему подобные вопросы?
— Если ты думаешь, что я иду ко дну, что все бесполезно, тогда прекрати свою благотворительность.
— Это не благотворительность! Ты ставишь все с ног на голову!
— А мне кажется, что ты хочешь вытеснить меня из лавки!
— Вытеснить? Максин, ты что же, с ума начала сходить?
— Стажеры сегодня интересовались у меня, смогут ли они в будущем самостоятельно вести чайную церемонию!
— И что? — Джералд в недоумении пожал плечами. — Здоровый энтузиазм. Они проявляют инициативу, ты должна радоваться этому… Люди проявили интерес к тому, чем ты занимаешься. Ты успела усмотреть в этом какой-то криминал?
— Значит, у тебя не было мыслей перехватить управление лавкой?
— Опомнись! Такое ощущение, будто речь идет о нефтяном бизнесе. Зачем мне нужна твоя лавка? Ты как-то неправильно расцениваешь мои попытки помочь, поддержать тебя. Кто выгонял тебя с работы? Я всего лишь предложил альтернативу. Предложил тебе отдых. Отдохнешь и снова станешь приходить в лавку каждый день… Максин, я не вижу проблемы. А ты ее видишь?
Максин глубоко вздохнула.
— Да. Да, Джералд, я вижу эту проблему. Она в том, что твоей помощи слишком много.