В определенной мере ее писательский зуд объяснялся и фактором значительной удаленности адресата. Ведь вряд ли бы она дерзнула быть настолько откровенной с ним, если бы они разговаривали с глазу на глаз. Да и сам Таггарт-старший тоже, видимо, давал ей повод особо не стесняться в выражениях, очевидно, не высказывая в своих ответах никакого недовольства в связи с ее фамильярностью и амикошонством. Иначе их переписка вряд ли бы стала регулярной и продолжительной.
Таггарт не смог сдержать улыбку, подумав, что обескуражить даму, подобную Мойре Синклер, невозможно. Впрочем, поправил он себя, судить о ее характере только по стопке писем вряд ли разумно. Тем не менее в глубине его души зародилось ощущение, что он познал ее натуру достаточно хорошо. И с каждой новой прочитанной строчкой это чувство крепло, как и желание лично познакомиться с этой неординарной женщиной. Вот, оказывается, до чего способно довести мужчину чрезмерное любопытство, с усмешкой отметил он. Казавшееся поначалу только прихотью, оно постепенно распалилось и переросло в стремление непременно увидеть ее лицо, заглянуть ей в глаза и постичь ее подлинные намерения.
Да и осмотреть самому замок Баллантре ему бы тоже не помешало, хотя бы для того, чтобы составить более полное представление о том роковом месте, откуда когда-то в страхе перед виселицей бежали Тиг Морган и его сотоварищи по воровскому промыслу, лелеявшие надежду найти спасение и лучшую жизнь в заморских территориях.
Следовало признать, что его шотландские корни все настойчивее напоминали ему о себе и что удовлетворить свой естественный интерес к собственной генеалогии невозможно, лишь бегло прочитав стопку писем незнакомки, адресованных его отцу, какими бы красочными и подробными ни были ее описания родины его предков.
Несомненно, ему требовалось увидеть все своими глазами, проникнуться атмосферой старинного поместья, почувствовать его непередаваемый колорит, насладиться красотой этого сурового и прекрасного края, где когда-то разбойничал его легендарный пращур.
Обуславливалось ли такое желание его любопытством к тайным сторонам жизни его отца? Таггарт был склонен это отрицать. Ему было не столь уж и важно узнать, что чувствовал его предок, переписываясь с Мойрой Синклер или покупая это поместье, и какую цель он при этом преследовал.
Было время, когда Таггарт, не согласный с проповедью отца о необходимости избавиться от их общего позорного прошлого и заново начать историю их семьи, надеялся доказать ему, что нельзя забывать или искажать историю своих предков, нужно сохранить ее в целости для потомков. Однако стоило лишь ему углубиться в исследование жизни своих шотландских родственников, как энтузиазма у него резко поубавилось. А со временем он совершенно остыл, вытесненный пониманием, что переубедить отца ему не удастся и целесообразнее направить свою энергию в иное русло, например, посвятить изучению древней культуры, столь далекой от опостылевшей ему действительности.
Но теперь ситуация коренным образом изменилась: со смертью деспота отца он обрел свободу действий в сфере изучения своей родословной. Но оказалось, что сделать первый шаг в этом направлении далеко не просто. Терзаемый сомнениями, Таггарт, однако, был уверен в одном – в том, что будет действовать исключительно в собственных интересах, руководствуясь обретенным опытом и своими жизненными ориентирами. Взгляд его случайно упал на предсмертную записку отца, которую он скомкал и швырнул не глядя в мусорную корзину. Насмешливый вопрос Таггарта-старшего, обращенный к нему, своему сыну, вновь прозвучал с поразительной отчетливостью, требуя немедленного ответа.
Таггарт выплеснул из бутылки в бокал остатки виски, залпом осушил его и, крякнув, произнес:
– Будь я проклят, если струшу! У меня даже больше мужества, чем когда-либо было у тебя самого, папочка!
Он аккуратно сложил в ларец все письма, закрыл его на ключ и, взяв под мышку, покинул кабинет с тем же решительным видом взбунтовавшегося подростка, с которым уже выходил из отчего дома много лет назад.
На другое утро, заказывая по телефону авиабилет на рейс до Глазго, Таггарт уже не вспоминал ни об отце, ни о насмешливом вызове, который он бросил ему с того света. Мыслями его овладели замок Баллантре и Мойра Синклер. Ему не терпелось услышать ее голос и сравнить его с тем, который волшебным образом прозвучал в его голове, когда он изучал ее поразительно красочные и познавательные письма.