Медленно она собирала воедино все эти обрывочные сведения.
– Итак, по-твоему, он приехал с намерением поджечь винодельню. Барон застиг его на месте преступления, поэтому он его и ударил. Значит, это убийство непредумышленное. Все-таки легче.
– Это ты так решила. Не я. – Однако спорить с ее заключением он не стал.
– Понятно. – Келли поудобнее ухватила сумочку. – Когда я могла бы увидеться с ним?
Он секунду смотрел на нее, потом отбросил ручку и откинулся на спинку стула.
– Не влезай ты в это дело! Ничем ты ему не обязана!.. Отойди в сторону.
Она криво усмехнулась, печально-иронически.
– Какой подарок бульварной прессе! «Знаменитая дочь покидает отца, обвиненного в убийстве!» – Келли помолчала, успокоилась. – Но я не потому остаюсь здесь. Если я отойду в сторону, это будет означать, что я такая же, как он. А это неправда.
– Да, ты не такая, – согласился Олли и потянулся к телефону. – Когда ты хочешь видеть отца?
– Никогда. Возможно скорее!
Олли поймал Келли на слове. Пятнадцать минут спустя ее проводили в маленькую каморку без окон, находившуюся в глубине здания. В каморке было душно, пахло потом и табачным перегаром. Усевшись за поцарапанный черный, с металлическими скобками конторский стол, она приготовилась ждать, но ждала недолго.
Минуты не прошло, как охранник в форме ввел в каморку ее отца, а сам остался сторожить у двери. Отец выдвинул из-за стола деревянный стул и сел напротив нее, так что Келли теперь могла хорошенько его рассмотреть.
Ему было не больше шестидесяти, но выглядел он на все семьдесят. Волосы его, некогда темно-рыжие, как и у нее, поредели, и в них проглядывала седина. Зеленые глаза выцвели и слезились, а цвет лица был землисто-бледным, болезненным, хрупкие сосуды испещрили его щеки и нос сетью мелких красных жилок. Он казался меньше, худее, словно усох за все те годы, что она не видела его.
– У тебя сигаретки не найдется, Лиззи-дочка? – Он заерзал на стуле, и она поняла, что больше, чем сигаретку, он хочет виски. Виски для него всегда было первым делом.
Келли молча вытащила из сумочки сигареты, зажгла одну и передала ему, фильтром вперед. Потом закурила сама, сердито, тонкой струйкой выпуская дым.
– Теперь меня зовут Келли, – сказала она надменно.
– Келли – это девичья фамилия мамы. Ребекка Эллен Келли. – Он улыбнулся, но улыбка вышла какой-то рассеянно-жалкой. – Мне было приятно узнать, что это теперь твое имя. Ты съездила к ней на могилу?
– Да.
– Я отнес ей цветы, как раз вчера отнес.
Она чуть было не крикнула, чтоб он прекратил говорить о маме. Не имеет он права говорить о ней! Но она пришла сюда не для того, чтоб ссориться с ним.
– Я раздобыла имена некоторых адвокатов, – сказала она. – Сегодня же поговорю с ними и выберу того, кто будет представлять в суде тебя.
– Не стоит. – Рука его, когда он стряхивал пепел с сигареты в черную пластмассовую пепельницу на столе, тряслась. – Мне предоставят защитника. А деньги твои понадобятся, когда Ратледжи станут отбирать у меня виноградник. Ни к чему тратить их на адвоката.
– Обвинение нешуточное. На этот раз тебе не отделаться штрафом и несколькими днями тюрьмы.
– Думаешь, я этого не понимаю? – моментально парировал он.
– Я найму адвоката, чтоб защитить тебя. – Келли судорожно затянулась, потом, опустив сигарету, провела пальцем по фильтру – взад-вперед. – Виноградник не поможет, когда ты очутишься в тюрьме, а именно туда тебя и отправят.
Слезящиеся глаза оскорбленно прищурились.
– Думаешь, я это сделал, да? Думаешь, я убил этого барона!
Глаза охранника были устремлены куда-то поверх их голов. Лицо оставалось совершенно бесстрастным, но он, несомненно, слышал каждое их слово.
– Да, да, рассказывай! – холодно бросила она, думая о том, что из-за него рано научилась в детстве бегать. Ведь бегство было наилучшей защитой от его пьяных оскорблений.
– Не делал я этого! – Он пристально вглядывался в ее лицо, потом вдруг внутри его словно что-то надломилось – он опустил голову и провел рукой по голове, ероша редкие свои поседевшие волосы. – Ты мне не веришь. Никто мне не верит. – Он фыркнул. – На это-то она и рассчитывала, будьте уверены. Потому и наговорила в полиции на меня. Засадив меня за решетку, она может быть спокойна, что я не добуду денег и никак не помешаю ей отобрать у меня землю. Я и винограда-то тогда не соберу. Умно все рассчитано, не подкопаешься! – Он покачал головой, и пепел с сигареты посыпался прямо на поцарапанный стол. – Хитрющая, как лиса, а сердце у нее как ледышка! Захотелось ей заполучить назад мою землю. А виновен я или невиновен – ей наплевать.