Иден не ответила, и он повернул ее к себе лицом.
— Ну? — попытался пробудить ее к жизни Киннкэйд. В голосе его звучал юмор, но не надменность.
Она заметила озорной блеск в его глазах и поняла это как попытку разрядить ситуацию, облегчить для нее этот переход к реальности.
— Ты был изумительным любовником, — ответила Иден, намеренно стараясь говорить покорно и надеясь, что это скроет ее неловкость и смущение.
Киннкэйд хмыкнул и перекатился на постели, оказавшись лицом к ней.
— Вот что я называю проклятием прохладной похвалы. — Улыбаясь, он кончиками пальцев обвел контуры ее лица, остановившись на подбородке, и подушечками пальцев потер ее нижнюю губу. Улыбка его потускнела, а глаза потеряли яркость. — Ты тоже замечательная любовница. Иден, — пробормотал он.
И она тотчас почувствовала стеснение в груди, осознав, как отчаянно она хотела ему поверить.
— Соблазнительная, отважная, жадная в любви и красивая. Невероятно красивая, — стараясь совладать с вновь охватившей его страстью, шутливо продолжил Киннкэйд.
Как ни смешно, по она чувствовала себя лучше, когда он ее поддразнивал. Ей захотелось отплатить ему той же монетой.
— Теперь я должна ублажать тебя и твое эго?
— Нет, не эго. — Киннкэйд усмехнулся и поцеловал ее в губы. — Невозможно, верно, — спросил он, не прерывая поцелуя, — пожелать снова так скоро?
— Да, — прошептала Иден, чувствуя, что все в ней встрепенулось.
— Любовь не всегда бывает нежной, Иден.
Но даже после этого предупреждения Иден оказалась неподготовленной к свирепой страсти его поцелуя. Он не был ни грубым, ни требовательным. Он был жарким. Обжигающим. Откровенно сексуальным. По телу ее распространился жар, и она отдалась самозабвенно этому жару.
Много позже, когда они, пресыщенные страстью, лежали обнявшись, Киннкэйд ощутил полноту чувства, сблизившую его с Иден. Это чувство было прочным и глубоким. Оно согревало, как яркий свет маяка, видный путнику в бурную ночь. Он не искал этого. Он даже и не подозревал, что ему это надо.
Но теперь Киннкэйд знал, что он сделает все возможное, лишь бы удержать Иден, не позволить ей поставить точку на сегодняшнем вечере.
— У меня было много женщин, Иден, больше чем достаточно. Но, — он погладил ее по волосам, — но ты должна знать, что никогда ни с одной из них у меня не было ничего подобного. Ни с одной.
— Тебе незачем это говорить.
— Знаю, что незачем, милая. Но мне хочется это сказать… Ты понимаешь меня? — Он потерся подбородком о ее голову. — Мне важно, чтобы ты это знала.
— Это называется — мягко дать девушке отставку? — насмешливо спросила Иден.
Ей хотелось уязвить его и не хотелось, чтобы он что-нибудь возразил. Было бы много легче, если бы он не пытался вмешивать в их отношения чувства.
В следующую минуту она оказалась лежащей на спине, с руками, прижатыми к постели, а Киннкэйд — над нею, с лицом, потемневшим от гнева и нетерпения.
— Черт возьми, я говорю серьезно.
Зазвонил телефон, и Киннкэйд снова чертыхнулся, но в голосе его теперь слышалось больше горечи. Выпустив ее, он перекатился по постели, свесил ноги на пол и сел. Еще до того, как взять трубу, Киннкэйд уже знал, что это тот самый звонок, которого он подсознательно страшился.
Так же, как и Иден. Она не сводила глаз с его спины с четко обозначенными на ней напряженными, как канаты, мускулами. Часть ее существа жаждала прикоснуться к ним, провести по ним рукой, дотронуться до его широких плеч, прижаться к нему и замереть навеки.
— Минутку, — сказал Киннкэйд в трубку и щелкнул выключателем прикроватной лампы.
— Дай-ка мне это где-нибудь записать.
Иден соскользнула с другой стороны кровати и прошлепала босыми ногами в ванную.
— Ладно. Продолжай.
Быстро приняв душ, она надела халат, висевший на дверном крючке, и вышла.
— Да не части ты так, Расти. Помедленней!
Иден чувствовала, что он провожал ее взглядом до дверей, и старалась держать голову чуть выше обычного: в ней снова проснулась гордость. Сердце Иден томилось по тому, чего в принципе не могло быть. Во всяком случае, так ей в эту минуту казалось.
Иден быстро собрала свою одежду и начала одеваться. Натягивая сапоги, она услышала через стенку, как Киннкэйд встал с кровати и подошел к окну. Стоя, она приглаживала волосы, пытаясь, прежде чем надеть шляпу, придать своей прическе относительно пристойный вид.