Только на рассвете Киннкэйд вернулся из своего рейда по казино. Он отпер дверь номера и вошел, неся под мышкой свой вещевой мешок, а в другой руке — мешок с покупками. Поколебавшись, он посмотрел на дверь спальни Иден, потом поставил мешок на стуле в гостиной и направился прямо в большую спальню номера. Шаги его были тяжелыми — ноги едва шевелились от усталости.
Он бросил вещевой мешок на толстый серый ковер и, даже не взглянув на него, зажег лампу возле кровати. Потом, стараясь сохранить ясность сознания, направился в примыкающую к спальне ванную, пустил воду и, сбросив пропитанную пылью и потом одежду, встал под душ.
По привычке он сначала намылился, потом долго стоял под жгучим потоком воды, позволяя ей смывать пену со своего тела и вымывать усталость из мышц. Пар поднимался и окутывал его густым, плотным волнистым туманом, на время отгораживая от мира.
Выйдя из ванны, Киннкэйд вытерся, а затем, опоясавшись полотенцем, подошел к раковине. На мраморной доске лежала безопасная бритва. Покрутив ее в руках, он начал бриться; жесткая двухдневная щетина поддавалась с трудом. Но вскоре и с этим было покончено. Удивительно, но вопреки ожиданиям ни душ, ни бритье не принесли ему желанного облегчения. «Нет, без сна все-таки не обойтись», — подумал Киннкэйд, возвращаясь в спальню.
Раскопав в своем мешке чистую пару белья, он с минуту подержал его в руках, глядя на шелковые простыни, и рухнул на кровать.
Засыпая, Киннкэйд думал об Иден. Он представлял ее рядом с собой, в постели, представлял, как снимает с нее простой белый лифчик и прикасается к ее груди… Он вдыхает ее мускусный жаркий запах, со слабым, приглушенным вздохом его язык ласкает ее губы; тело ее цепенеет от похожего на боль и почти невероятного наслаждения, а потом содрогается, когда он проникает в нее, обретая наслаждение и освобождение. Но и тогда он не разжимает рук, а засыпает, окутанный теплом ее тела…
Глава 18
Вскочив с кровати, он тут же зажмурился, ослепленный ярким блеском солнца, бившим в окно с неимоверной силой. Он перекатился по постели и посмотрел на светящийся циферблат часов на ночном столике. Было без нескольких минут десять — наступило утро.
Уже вполне проснувшийся, Киннкэйд сел и спустил ноги с постели. И тогда услышал приглушенные крики из комнаты, где спала Иден, крики, полные страха и слез. И тотчас же осознал, что разбудило его не солнце.
Он быстро натянул джинсы и отправился узнать, в чем дело. Войдя в затемненную комнату, Киннкэйд различил неясные очертания ее тела, мечущегося по постели.
— Иден!
Она не отозвалась. Он подошел к постели и зажег лампу.
Она отшатнулась от него — руки ее были раскинуты и будто окаменели, пальцы впились в смятое покрывало, будто ей было нестерпимо больно. И только когда он дотронулся до ее влажной щеки, пытаясь определить, есть ли у нее температура, Киннкэйд понял, что она все еще спит.
— Иден, проснитесь. — Он мягко потряс ее за плечо, потом, почувствовав ее сопротивление, встряхнул сильнее. — Проснитесь!
Она открыла глаза и с ужасом посмотрела на него.
— Не прикасайтесь ко мне, я вас не знаю, — торопливо зашептала Иден. — Чего вы хотите?
— Иден, очнитесь, — тихо, но твердо произнес он. — Все хорошо. Вам просто приснился дурной сон.
Только на мгновение она из всех сил сжала его пальцы, но потом, словно очнувшись, вскрикнула и оттолкнула его руку.
— Быть может, воды? — с грустью глядя на затравленное и безумно несчастное выражение ее глаз, спросил Киннкэйд.
Он вышел, а Иден, не произнося ни звука, завернулась в покрывало и села. Она старалась дышать глубоко и ровно, подавляя поднимавшуюся из желудка тошноту и дрожь.
В ванной зажурчала вода. Потом журчание прекратилось, и она услышала мягкие шаги ступающих по полу босых ног.
— Пожалуйста.
— Благодарю вас, — стараясь умерить бьющую ее дрожь, прошептала Иден.
Она не смела посмотреть ему в лицо. Не теперь. Пока ей хотелось только одного: чтобы он ушел, оставил ее одну, дал время собраться с силами.
Но когда Киннкэйд сел на постель, какая-то часть ее испытала желание повернуться к нему, ощутить его сулящие утешение и покой объятия.
— Поговорите со мной, Иден, — пристально глядя ей в глаза, почти шепотом произнес Киннкэйд.
— Дурной сон, только и всего.
Она все еще смотрела на стакан с водой и не поднимала глаз.