252 
Слава Блока росла, но тягостное ощущение одиночества и безысходности не покидали его. В декабре 1907 г. он писал матери: «Жизнь становится все трудней — очень холодно. Бессмысленное прожигание больших денег и какая пустота кругом: точно все люди разлюбили и покинули, а впрочем, вероятно, и не любили никогда…» В январе 1908 г. он жаловался жене: «Жить мне не стерпимо трудно…Такое холодное одиночество — шляешься по кабакам и пьешь». В начале 1909 г. в письме матери опять о том же: «Я никогда еще не был, мама, в таком угнетенном состоянии, как в эти дни. Все, что я вижу, одинаково постыло мне, и все люди тяжелы». В 1909 г. Блок пишет несколько стихотворений, которые позже объединил в цикл «Страшный мир». Их стихия — страсти, кровь, смерть, «безумный и дьявольский бал», «метель, мрак, пустота», вампиризм сладострастия. Через три года Блок создал цикл «Пляски смерти», в который включил одно из самых своих пессимистических стихотворений «Ночь, улица…», проникнутое глубоким ощущением бессмысленности жизни: «Ночь, улица, фонарь, аптека, бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века — все будет так. Исхода нет. Умрешь — начнешь опять сначала, и повторится все как в старь: ночь, ледяная рябь канала, аптека, улица, фонарь». В конце 1913 — начале 1914 г. были созданы многие стихи, включенные потом в циклы «Черная кровь», «Седое утро», «Жизнь моего приятеля» и «Ямбы». В стихах этой поры облик страшного мира был дан без всякого мистического тумана. «Ужас реальности» — этими словами определял Блок существо своей темы. В его сознании возникает образ бездны, куда вот-вот провалится старая Россия. Блок живет ощущением полета над ней. («Он занесен — сей жезл железный — Над нашей головой. И мы летим, летим над грозной бездной среди сгущающейся тьмы».) «Вся современная жизнь людей есть холодный ужас, несмотря на отдельные светлые точки, — ужас, надолго непоправимый, — писал он в одном из писем. — Я не понимаю, как ты, например, можешь говорить, что все хорошо, когда наша родина, может быть, на краю гибели, когда социальный вопрос так обострен во всем мире, когда нет общества, государства, семьи, личности, где было бы хоть сравнительно благополучно».
Первая мировая война, начавшаяся летом 1914 г., с самого начала вселяла в Блока зловещие предчувствия. «Казалось на минуту, — писал он позже о войне, — что она очистит воздух; казалось нам, людям чрезмерно впечатлительным; на самом деле она оказалась достойным венцом той лжи, грязи и мерзости, в которых купалась наша родина…» В следующие годы записные книжки Блока пестрят такими записями: «Дурные вести с войны», «Плохо в России», «На войне все хуже», «Страшные слухи». Но как раз в это время общество безмолвно признало за Блоком право называться первым поэтом России. Все издания его стихов становились литературным событием и мгновенно расходились. Небольшой его томик «Стихи о России», изданный в мае 1915 г., имел невероятно шумный успех. В апреле 1916 г. Блок был призван в армию. Правда, на фронт он не попал, а благодаря хлопотам знакомых был определен писарем в 13-ю инженерно-строительную дружину Союза земств и городов. Дружина была расквартирована в прифронтовой полосе, в районе Пинских болот, и занималась сооружением запасных оборонительных позиций. Блок все время находился при штабе. В Петербург он вернулся в марте 1917 г. уже после Февральской революции. Его назначили секретарем Чрезвычайной следственной комиссии, только что учрежденной Временным правительством для расследования противозаконных действий прежних царских министров и высших чиновников.
Тетка Блока Бекетова писала позже: «Переворот 25 октября Блок встретил радостно, с новой верой в очистительную силу революции… Он ходил молодой, веселый, бодрый, с сияющими глазами и прислушивался к той «музыке революции», к тому шуму падения старого мира, который непрестанно, по его собственному свидетельству, раздавался у него в ушах». «Крушение старого мира» — это тема всей жизни Блока. С первых лет своего творчества он был охвачен предчувствием конца мира, тема гибели присутствует во всех его произведениях. Революция не была для Блока неожиданностью. Можно сказать, он ждал и предсказывал ее еще задолго до того, как она назрела, и готовился принять революцию во всей ее страшной реальности. Уже в 1908 г. на заседании религиозно-философского общества Блок прочел два нашумевших доклада: «Россия и интеллигенция» и «Стихия и культура». В «России и интеллигенции» Блок говорил, что в России «есть действительно не только два понятия, но и две реальности: народ и интеллигенция; полтораста миллионов с одной стороны и несколько сот тысяч с другой; люди, взаимно друг друга не понимающие в самом основном». Между народом и интеллигенцией — «непреодолимая черта», которая определяет трагедию России. Пока стоит такая застава, интеллигенция осуждена бродить, двигаться и вырождаться в заколдованном кругу. Без высшего начала неизбежен «всяческий бунт и буйство, начиная от вульгарного «богоборчества» декадентов и кончая откровенным самоуничтожением — развратом, пьянством, самоубийством всех родов».
252 
