16 
— Мистер Карлайл, у меня есть одежда, но это ОБЫЧНАЯ одежда! Никаких вечерних платьев у меня нет, и драгоценностей нет, а красить губы, я так и не научилась…
— Послушайте, мисс Карр…
— … И я ужасно неловкая, у меня очки, я все время все роняю…
— Да послушайте вы!
— … И совершенно не умею общаться, я вам только все испорчу…
— Умолкните! Отлично, спасибо. А теперь скажите мне ваш номер телефона, я вам перезвоню через полчаса. Мне надо прийти в себя.
Она покорно продиктовала ему номер, и Мэтью повесил трубку. Некоторое время посидел молча, бездумно пялясь в темноту, потом сердито скривился, дернул щекой.
Идиотской была вся эта затея с балами и дамами! В результате, мстительный Хью подсунул ему какую-то идиотку с ее идиотскими платьями, а главное — ничего уже не переиграть, потому, что времени слишком мало…
Он еще немного посидел, а потом решительно встал и пошел одеваться.
Совершенно невозможно подключать к этой ерунде еще кого-то. Его секретарша Холли в такую рань крепко спит, к тому же она в положении, а Хью только и ждет, когда его Большой Босс опростоволосится подобным образом. Значит, придется самому поехать за этой Карр и уговорить ее лететь.
Платья нет вечернего! Ведь знает же, змея, что он в безвыходном положении и потому купит ей все, что угодно!
Через четверть часа Белинда Карр оторопело слушала гудки в трубке. Мистер Карлайл к телефону не подходил.
Мистер Карлайл физически не мог этого сделать, ибо в эти минуты на огромной скорости мчался прямо к ее дому.
5
Вещи у него были собраны заранее, адрес Белинды Карр он узнал тем же манером, по телефонному справочнику. Далековато, зато прямо от нее можно отправиться в аэропорт.
По дороге он, с одной стороны, расстроился, а с другой — разозлился. Прошел, наконец липкий ужас, перестало колоть сердце — но неведомая Белинда Карр теперь внушала ему отнюдь не теплые чувства.
Шантажировать босса отсутствием платьев! Это, уже ни в какие ворота! Что о себе возомнили цыпочки Хью — а в том, что Карр одна из них, Мэтью Карлайл не сомневался. Равно как и в том, что Хью все это подстроил заранее.
Рассвет наступил стремительно и активно. Солнце в эти минуты всегда бывает по-настоящему золотым, Мэтью с детства любил этот короткий период суток… Жаль, что сейчас не до красот.
Замелькали маленькие домики с крохотными лужайками перед ними, аккуратные заборчики и любовно ухоженные садики. Америка Средних Американцев еще спала, но уже совсем скоро забелеют на крылечках бутылки с молоком, промчится по улочкам мальчишка на велосипеде, ловко разбрасывая газеты прямо по лужайкам перед домами… Мэтью Карлайл сбросил скорость, стал искать глазами нужный дом.
Абсолютно все дома на этой самой обычной в мире улице были практически одинаковыми. Маленькие, беленькие, лужайки обнесены условным низеньким заборчиком. И только этот дом выбивался из общего ряда, как кукушонок выделяется среди птенцов малиновки.
Домик был тоже невелик, но у него имелся второй этаж. Скорее всего, там находился обычный чердак, но неизвестный мастер так ловко вырезал и украсил рамы, так заострил крышу, что создавалось полное впечатление наличия жилого второго этажа.
Крыша была выложена красной черепицей. Нет, не штампованной дешевкой, а настоящей, похожей на малиновые леденцы черепицей! Телевизионная антенна, благодаря наклону крыши, торчала несколько криво, но это даже придавало дому определенный шарм.
Кроме того, он не был, привычно белым. Он был настоящего «деревянного» цвета, золотисто-желтый, теплый и лучистый, особенно в эти утренние часы, когда и само солнце напоминает блюдо с расплавленным золотом.
Перед домом бушевали цветы, иначе не скажешь. Разумеется, англичане в жизни не назвали бы ЭТО — садом, и все же по сравнению с чахлыми палисадниками соседей здесь царило буйство красок. Мальвы и ирисы, шиповник и левкои, цинии и резеда — живописные островки сливались в пеструю и благоуханную ленту, которая несколько залихватски заключала золотистый дом в объятия и кружила вокруг него непрерывным хороводом.
И не было никакого идиотского белого заборчика, был самый настоящий плетень. Да-да, плетень из ивовых сучьев, заросший плющом и диким виноградом, обветренный и промытый дождями, потемневший от времени и красиво поседевший в некоторых местах серым лишайником и зеленовато-голубым мхом. На вертикальных кольях плетня висели декоративные — а может, и настоящие, Бог их разберет! — глиняные кувшины. Совершенно европейская пасторальная картинка, стильная, в меру запущенная и начисто лишенная американской стерильности.
16 
