— Мы все время пытались к тебе дозвониться, — прошипела Мэган.
— Где ты была? — спросила Стефи.
— Кайл сказал мне, что мистера МакКенну сбила машина твоей мамы.
— Ты там была? Что ты видела, Грейс? Это было ужасно?
— Я не могу об этом говорить, — сказала Грейс.
— Я думала, умру, когда увидела твою маму на улице, — тихо проговорила Стефи.
— Что она знает? — спросила Мэган у Грейс. — Она что-то заметила?
— Нет, — ответила Грейс.
— И ты ей не сказала? — спросила Стефи.
— Нет.
— И не говори, — приказала Мэган.
— Не скажу.
— Это хорошо. Потому что если мои родители хоть что-то узнают, меня запрут дома до осени.
Запрут до осени? Это Грейс пережила бы. Время наказания прошло бы, и стало бы легче.
3
Майкл Барр был в Лейланде уважаемым человеком. Он стал семейным врачом задолго до того, как семейные врачи вошли в моду, и всю жизнь проработал в этом городке. Майкл лечил три поколения местных жителей, и они платили ему своей преданностью.
Он жил в голубом доме в викторианском стиле как раз за городским парком. Именно в этом доме выросли Дебора и Джил. Пациентов Майкл принимал в соседнем коттедже. Оба строения разрослись за эти годы. Последний раз коттедж перестраивали восемь лет назад — отец хотел убедить Дебору работать вместе с ним.
Честно говоря, ее не пришлось уговаривать. Дебора обожала отца, ей приятно было видеть гордость на его лице, когда ее приняли в медицинский колледж и потом, когда она согласилась работать с ним. Она заменила ему сына, которого у него никогда не было. К тому же они с Грэгом уже жили в Лейланде, и это оказалось очень удобно. Грейс было шесть лет, она родилась незадолго до того, как Дебора поступила в медицинский колледж. А к тому времени, когда их жилье было готово, она уже носила под сердцем Дилана. Мать Деборы — прирожденная нянька — присматривала бы за детьми, если бы ее старшая дочь и Грэг не наняли семью де Сузас. Ливия сидела с детьми, Адинальдо выполнял работу по дому, а еще было множество родственников де Сузас, которые ухаживали за садом, ремонтировали крышу, чинили сантехнику. Ливия по-прежнему приезжала убрать и приготовить обед, а с тех пор как мама Деборы умерла, они все продолжали делать ту же работу для папы. Он был не таким хозяйственным, как она, но ведь никто не мог сравниться с Рут Барр.
С трудом удерживая в руках сумку с лекарствами, пакет с выпечкой и кофе, Дебора подняла утреннюю газету и вошла в дом через боковую дверь. Об аварии точно напишут в четверг в местной еженедельной газете. Но женщина надеялась, что в сегодняшней бостонской газете ничего нет.
На кухне никаких следов пребывания папы не было — ни включенной кофеварки, ни кружки на столе, ни рогалика на салфетке рядом. Дебора решила, что он опять проспал. С тех пор как умерла Рут, он часто смотрел допоздна старые фильмы, сидя в кабинете, пока не уставал до такой степени, что засыпал.
Дебора сложила свои вещи на кухонном столе и уже не в первый раз пожелала, чтобы папа не был таким упрямым и попробовал наконец выпечку из кондитерской Джил. Люди ехали за несколько миль, чтобы купить ее знаменитые ореховые булочки. Но не Майкл. Кофе и рогалик из супермаркета — вот все, что ему нужно.
Дебора ненавидела саму мысль о том, что придется сказать отцу о беременности Джил.
— Папа? — позвала она из прихожей и подошла к лестнице. — Ты проснулся?
Сначала она ничего не услышала, потом скрипнул стул. Дебора пересекла гостиную и нашла его в кабинете. Он сидел, обхватив голову руками, во вчерашней одежде.
Дебора разочарованно опустилась у его ног.
— Ты так и не ложился в постель?
Майкл посмотрел на нее покрасневшими непонимающими глазами.
— Похоже, что нет, — наконец проговорил он и запустил пальцы в волосы. После смерти жены они стали совсем белыми. Майкл заявлял, что это придает ему солидности в глазах пациентов, а Дебора считала, что так он выглядит аристократичнее.
— У тебя на утро записан пациент, — напомнила она. — Примешь душ, пока я приготовлю кофе? — Когда он не сдвинулся с места, она обеспокоилась. — С тобой все в порядке?
— Всего лишь болит голова.
— Аспирин? — робко предложила Дебора. Это была их любимая шутка. Они знали все новейшие лекарства, но аспирин оставался излюбленным средством.
На лице Майкла промелькнуло выражение, которое можно было принять и за гримасу боли, и за улыбку. Он взял дочь за руку и позволил ей помочь ему встать.