Особенно,... 
111 
Маура внимательно на нее посмотрела.
— Голос у тебя какой-то печальный… По-моему, тобой владеют пораженческие настроения.
— Я очень хотела, — сказала Сабрина все тем же печальным голосом, — чтобы Дерек побыстрее обо всем забыл, и надеялась, что наш брак будет этому способствовать. Кое-чего мне удалось добиться, но… — тут она беспомощно развела руками, — вытравить из памяти два года тюрьмы не так-то просто.
— Но он сам прилагает хоть какие-то усилия, чтобы избавиться от груза, который на него давит?
Сабрина грустно на нее посмотрела, но промолчала.
Маура, однако, плохо поддавалась гипнозу, и остановить взглядом поток ее красноречия было трудно.
— Какие у него планы? Он будет мстить тем, кто засадил его за решетку? Мне кажется, Дерек не способен спустить такое кому бы то ни было. Как говорится, не тот тип. По общему убеждению, у него были стальные яйца. Или в тюрьме он их лишился?
Сабрина оскорбилась за мужа.
— Ничего он не лишился, — холодно сказала она. — Просто для достижения справедливости существуют разные пути. Не может же Дерек выйти на улицу и, собрав вокруг себя толпу, начать обвинять своих недругов в клевете и коррупции?
— И кого же, интересно знать, он собирается в этом обвинить?
— Это длинная история, и в ней много действующих лиц, — уклончиво ответила Сабрина.
Маура обвела взглядом комнату, где на полу лежали мягкие подушки и стоял поднос с крекерами и ломтиками сыра. Все здесь, казалось, располагало к долгой дружеской беседе.
— Считай, что я в деле.
Сабрина заколебалась. С одной стороны, рассказать историю Дерека Мауре означало раскрыть их с мужем общую тайну. С другой стороны, с кем еще, кроме Мауры, ей было делиться своими секретами? Она знала ее с детства и не сомневалась в лояльности подруги. К тому же рассказ Дерека не давал Сабрине покоя, жег ее, как огнем, и ей было необходимо выплеснуть кому-нибудь свои соображения по этому поводу. Помимо всего прочего, ей просто хотелось узнать мнение незаинтересованного человека.
— Вот это материальчик! — воскликнула Маура, когда Сабрина добралась до конца своего повествования. — А какая из всего этого может получиться книга! Просто закачаешься!
— Я эту книгу писать не буду.
— Еще как будешь! Это же твоя прямая обязанность.
— Для меня сейчас самое главное — обязанности перед мужем.
— Ты шутишь?
— И не думала.
— Сабрина, Мы живем в двадцать первом веке! Ты можешь писать и при этом быть преданной женой Дерека.
— Я все это знаю, — тихо проговорила Сабрина, — но в данный момент я жена Дерека — и ничего больше. Можешь считать, что я в отпуске, как и он.
— Ты в этом самом отпуске уже больше трех лет, — бросила Маура, но, заметив, как изменилось лицо Сабрины, поторопилась внести в свои слова коррективы: — Извини, неудачно выразилась. Уж я-то знаю, через какой ад тебе ришлось пройти с Ники. Отпуском это не назовешь. Хорошо. Назовем это другим словом. «Воздерживалась» — подходит? Итак, ты воздерживалась от работы три с лишим года. Не пойму, что сейчас мешает тебе вернуться к писательской деятельности? В твоем распоряжении имеется отличная тема.
— Как раз этой темы я касаться и не могу. Пока, во всяком случае. Дерек прав: ключом к ней является досье Баллантайна.
У Мауры было такое лицо, что, казалось, она вот-вот снова бросится в бой, чтобы отстоять свою точку зрения, но этого не произошло. Она вздохнула и уже более спокойно произнесла:
— Если это досье существует в действительности. Во сяком случае, его поиски могут потребовать немало времени. На месте Дерека я бы в первую очередь стала искать доказательства того, что его процесс был сфабрикован при непосредственном участии Грира.
— Обстоятельства таковы, — сказала Сабрина, — что ему, возможно, никогда не удастся этого доказать. Он надеется прищучить Грира на незаконных сделках с судьей Баллантайном. Если дело выгорит и Грир окажется в центре внимания общественности, то, глядишь, еще что-нибудь выплывет наружу — в частности, сведения о контактах Грира с Джо Падилла. Типы, подобные Гриру, имеют множество врагов. Наверняка найдутся люди, которые захотят вколотить в его гроб еще один гвоздь. Но сначала Грира надо дискредитировать. Сейчас он — несокрушимая твердыня.
Маура съела кусочек сыра, потом захрустела крекером, потом выпила бокал белого вина и лишь после этого заговорила:
111 
