Особенно,... 
82 
— А что делать со всем этим мусором, который ты тут оставила? — крикнул он мне.
— Поскольку ты прекрасно можешь справиться со всем сам, — ответила я, — я оставила это для тебя.
— А ты куда?
— Проверить, как там мой сын.
— С ним уже все в порядке. Можешь ехать.
Но я не уехала до тех пор, пока не убедилась, что с Джонни все хорошо. Пусть вызывает полицию, если хочет. Пусть Джек Мулроу поймет, что Джонни заболел, и попробует меня выгнать после этого. И пусть Фиби Jlay, или Артур Хейбер, или, черт его побери, кто-то еще, кто там на самом деле числился в адвокатах Дэниса, объясняет потом судье, почему сегодня мой муж сразу же позвал меня.
И я демонстративно вошла в комнату к сыну. Как только я переступила порог, гнев оставил меня. Лицо Джонни снова пылало, но он больше не просыпался. Я прислушалась к его ровному дыханию. Опыт подсказывал мне, что сын проспит глубоким сном до самого утра.
Я еще какое-то время посидела рядом с ним, главным образом потому, что просто не могла уехать. Я сидела до тех пор, пока по его спокойному дыханию не поняла: болезнь отступила. Отчаяние от предстоящей разлуки вновь охватило меня. Я написала записку и положила ее на подушку сына. А потом отправилась искать Дэниса. Было около двух часов ночи. Поскольку в доме царила мертвая тишина, я предположила, что он заснул. С ним часто случалось такое после сильных переживаний.
Так и оказалось. И я всегда разрешала ему это, хуже того — поощряла. Я не меньше его виновата в том, что произошло.
Смешная вещь — чувство вины у женщины. Когда что-то не ладится, мы обвиняем себя гораздо сильнее, чем гордимся собой, если все складывается хорошо. А если мы позволяем себе гордиться, кто-нибудь обязательно назовет нас самоуверенными и лишит мужества, не позволяя гордиться впредь, и еще больше усилит чувство вины, которое так устраивает мужчин.
Несправедливо.
Полная решимости исправить собственные ошибки, я направилась к спальне Дэниса. Но, увидев приоткрытую дверь, застыла, не в силах двинуться дальше.
Воинственность несомненно хорошее качество. И женщины, отстаивающие свои права, ведут себя правильно. Все это так, но надо все-таки учитывать и конкретную ситуацию.
Мне совсем не хотелось заходить в спальню. Я не хотела видеть нашу постель и Дэниса в ней. Я не хотела вспоминать, как мы лежали там вместе, играли с детьми, пели, смеялись. Я не хотела думать о другой женщине, которая заняла мое место.
Но, к счастью, мне удалось избежать этого. После недолгих поисков я обнаружила Дэниса спящим, но не в спальне, а в его кабинете на маленьком диванчике. Я позвала его, стоя в дверях, сначала тихо, потом более громко. Когда он наконец поднял голову, я сказала ему, что ухожу, и вышла в темную ноябрьскую ночь.
Странно. Я ожидала, что сегодняшний вечер расстроит меня гораздо сильнее. Да, конечно, я с тяжелым сердцем оставила детей, особенно Джонни. Но я не испытывала боли и обиды от того, что покидала дом. Он теперь был связан для меня с Дэнисом и с той напряженностью, которую вызывал. Я села в машину и физически ощутила, как напряжение отпустило меня.
А может, это напряжение существовало всегда? Возможно. Была ли я уверена в этом? Нет.
На маяке я чувствовала себя спокойно. Там никто ничего от меня не требовал — ни Дэнис, ни дети, ни мать, ни Рона. Впервые в жизни мне не приходилось угождать кому-либо, впервые я делала то, что желала сама, и только тогда, когда считала нужным.
Сейчас мне захотелось позвонить Броди. В Сиэтле, где он в данный момент находился, была полночь, и Броди спал. Но его сонное «алло» ободрило меня, а когда он услышал мой голос и в его приветствии я почувствовала улыбку, то перестала раскаиваться, что позвонила и разбудила его. Мы уже беседовали вечером. Броди рассказал мне о встрече с нашими партнерами в Сиэтле, а я ему — о разговоре с Дженовицем. А сейчас в общих чертах обрисовала ситуацию с Джонни. Я не стала упоминать о стычке с Дэнисом в прачечной. Я вообще не хотела, чтобы имя Дэниса звучало в нашем разговоре.
Я положила трубку, и мое воображение нарисовало мне спящего Броди, уткнувшегося носом в подушку, накрытого простыней, деликатно подчеркивающей обнаженный контур его бедер. И я заснула, гадая, действительно ли видела его когда-то в такой позе или эта картина сама возникла у меня в голове.
Через четыре часа меня разбудил телефонный звонок.
— Ты приезжала, мамочка, и даже не сказала мне об этом! — Голос Кикит звучал очень разгневанно. — Почему ты не разбудила меня?
82 
