Может, Женевьева боится, что не успеет подготовить изделия для выставки, которую организовала для нее Рита?
Лукас не знал, что случилось с Женевьевой, и понятия не имел, что именно она готовит для выставки. Но когда он сказал о своем беспокойстве Рите, та никак ему не ответила, зато вспылила, когда Лукас предложил ей не слишком загружать Женевьеву работой.
Теперь он сидел и смотрел на стеклянный домик в руке. Что не так с Женевьевой?
«Все не так, Макдауэлл. Ты не сказал ей самого важного, что ей следует знать. Исправь это. Сейчас же!»
Он посмотрел на домик снова, повертел его на ладони. Стекло заблестело и сверкнуло.
— Я могу сделать тебе последний подарок, Жен, — прошептал он.
Позвонив партнерам в Японии, он сообщил им, что не приедет. Все дела он уладит после. Сейчас ему нужно как можно быстрее добраться до Женевьевы.
Женевьева проводила еженедельное занятие по искусству в приюте «Дом Энджи». Это было ее любимое время. Любой, кто хотел, мог продемонстрировать свои творческие способности. И женщины охотно приходили на занятия, занимались творчеством. Хотя ни одна из их работ наверняка не заинтересовала бы Риту.
Но Женевьеве каждое творение учениц казалось прекрасным. Существовала только одна проблема — чрезвычайно серьезная проблема. Каждый раз, когда она приезжала в приют, ее окутывали воспоминания о Лукасе. Она едва могла спокойно ходить по залам, не вспоминая его низкий, бархатный смех. Она так и не смогла снова войти в спальню, где так отвратительно покрасила стены и где он впервые ее поцеловал. Слезы наворачивались на ее глаза всякий раз, когда она уходила из приюта.
Иногда ей хотелось больше не возвращаться в «Дом Энджи», но она не могла бросить женщин, которые стали ее подругами. Давая им уроки, она отвлекалась от грустных размышлений.
— Люси, ты связала крючком замечательную шляпу, — сказала Женевьева, глядя на неровное вязаное оранжевое полотно, в которое Люси тыкала вязальным крючком.
Люси была увлечена вязанием. У нее не было навыков, но она любила сам процесс.
Женевьеве нравилась увлеченность женщины. Она знала, что Люси настрадалась в жизни и все-таки смотрит на мир с улыбкой. Это давало надежду на светлое будущее самой Женевьеве.
— Она очень…
— Большая, — произнесла Люси, надевая шляпу на голову. Шляпа тут же сползла ей на брови. — Но знаете, мне нравится все равно и… Здравствуйте, Лукас.
Лукас? Женевьеве стало трудно дышать, она напряглась всем телом, на глаза навернулись слезы.
«Не плачь, не смей плакать!» — приказывала она себе, медленно оборачиваясь.
— Лукас? — Каким-то образом ей удалось произнести его имя, несмотря на подступивший к горлу ком.
Лукас приковал ее взглядом к месту. Он казался чем-то расстроенным.
— Я слышал, что ты даешь уроки.
— Да. Я знаю, что должна была исчезнуть отсюда несколько недель назад. Ты не возражаешь против моих занятий, не так ли?
Лукас и Люси обменялись взглядами, и он поздоровался с женщиной.
— Женевьева хочет знать, можно ли ей самостоятельно пользоваться собственным временем! — воскликнул он.
Люси хихикнула:
— Я знаю. Она удивительная, правда? Она даже говорит, что наши поделки красивые.
— У Женевьевы всегда было доброе сердце и наметанный глаз, — сказал Лукас. — Красивая шляпа.
Люси улыбнулась. Бросив еще один выразительный взгляд на Лукаса, она сказала:
— Я думаю… мне нужно пойти проверить, что сегодня на ужин.
Женевьева едва сдерживала слезы, едва могла говорить. Слишком велик риск того, что он догадается о ее чувствах…
— Я уверена, что ужин будет вкусным, — сказала она, беря Люси за руку, чтобы удержать ее на месте.
Люси посмотрела на Женевьеву:
— Жен, вы всегда такая смелая и уверенная в себе! Почему вы держите меня? Вы знаете, Лукас наш друг, и он вас не укусит. Я уверена.
«Не укусит. Но он может разбить мое сердце! А я на этот раз выставлю себя дурой».
Но Женевьева не могла сказать этого вслух, и Люси вышла из комнаты. Женевьева осталась наедине с Лукасом.
— Я не хотел прерывать твое занятие, — сказал он.
Она сделала жалкую попытку улыбнуться и покачала головой:
— Занятие подходило к концу. Я уже собиралась уходить.
— Значит, я тебя задерживаю?
«Ради тебя я отменю любую встречу», — подумала она и произнесла: — Ничего страшного.