46 
— Ты не торопилась… на свидание? Мне сказали, что за тобой ходят толпы мужчин. — Он едва заметно улыбнулся, но улыбка была мимолетной.
— Они… слишком молоды. Я не хожу к ним на свидания.
— С кем же ты встречаешься? — спросил он, затем торопливо добавил: — Не отвечай. Я не имею права спрашивать.
— Сейчас я ни с кем не встречаюсь, — ответила она. — С кем встречаешься ты?
Она боялась услышать его ответ. Но ей нужно было знать.
— С тобой, — сказал он. — В моих снах.
Ее сердце учащенно забилось, она почувствовала, что задыхается. Конечно, он пошутил! Лукас дал понять, что не может быть рядом с ней всегда. Уходя, он не возвращается. В ее голове кружились беспорядочные мысли. Она пыталась вернуть самообладание и придумать какую-нибудь беспечную отговорку, чтобы не показывать ему, как сильно по нему скучает.
— Должно быть, тебе снятся кошмары о том, что я делала в первые дни моей работы здесь. — Женевьева хотела произнести это непринужденно, но у нее сдавило горло. Она начала собирать на столе контейнеры с краской, надеясь, что это занятие поможет ей сохранить самообладание.
Он коснулся руками ее плеча:
— Мне не следовало этого говорить. Я знаю, что ты не об этом хочешь услышать.
От его прикосновения Женевьева чуть откинулась назад. Так давно она не ощущала его прикосновений, но…
— Нет, — сказала она, поворачиваясь к нему лицом. Они стояли почти вплотную друг к другу. Она вдохнула исходящий от него запах и почувствовала, как беспомощно екает ее сердце. — Не извиняйся передо мной. Ты просто дразнишь меня, но я сильная женщина. Верно? Ты научил меня быть сильной.
— Ты всегда была сильной. В глубине души. Ты просто не хотела об этом вспоминать. — Лукас обнял ладонями ее лицо. — Я восхищался тобой с самого начала… И… если я не дразню тебя, Жен?
В ее душе вспыхнула искорка надежды, но она попыталась отмахнуться от нее. Лукас всегда отвергал любовь. Вероятно, он приехал сюда, чтобы повидаться с ней в последний раз. Потому что реальность часто убивает все нелепые и фантастические мечты.
Женевьева посмотрела ему в глаза, боясь надеяться. Ей было ненавистно это чувство.
— Тебе снятся хорошие или плохие сны? — спросила она.
Он закрыл глаза и притянул ее к себе:
— Как ты можешь спрашивать?
— Я… я не знаю. Я спросила потому, что… — Она запнулась.
«Потому что я люблю тебя, но не могу тебе об этом сказать. Потому что я не хочу быть одной из тех женщин, об отношениях с которой ты будешь сожалеть всю жизнь».
— Может быть, ты спрашиваешь потому, что я идиот? Потому что я скрывал от тебя правду? Я всегда сторонился чувств. Но, познакомившись с тобой, Жен, расставшись с тобой… Я понял, что бегу от жизни. Когда ты улыбаешься, мой мир оживает. Когда ты смеешься, мир вокруг становится в тысячу раз лучше. Жен, ты пробудила во мне желание рискнуть и не отказываться от чувств.
Женевьева открыла рот, но смогла только растерянно промолвить:
— Лукас?..
Он поднял руку:
— Ты ничего не должна говорить, если не хочешь. Ты не обязана меня любить. Я смирюсь, если ты меня не любишь. Но я люблю тебя! И я больше никогда не буду прежним. Меня изменила ты.
Она едва сдерживала слезы, хмурясь.
— Значит, тебе все равно, люблю я тебя или нет? — Женевьева увидела, как он глубоко вздохнул, повернул голову в сторону и открыл рот, чтобы ответить. Но она прижала пальцы к его губам и прошептала: — Не лги мне. Я тебя люблю, и меня убивает разлука с тобой. Ты не должен лгать.
Закрыв глаза, он так крепко прижал ее к себе, что она едва могла перевести дыхание.
— Хорошо, потому что я так тебя люблю, что не могу жить. Расставание с тобой для меня пытка.
— Хуже, чем пытка, — подтвердила она.
— Я не хотел тебе навредить. Я знаю, как для тебя важна независимость.
Женевьева слегка отстранилась от него и посмотрела в его глаза:
— Да, но рядом с тобой все изменилось. Ты вернул мне смысл жизни, и я готова быть с тобой. Рядом с тобой мне удастся оставаться независимой и сильной.
Улыбка, какой Женевьева никогда не видела, осветила лицо Лукаса. Он страстно поцеловал ее в губы.
— Ты прекрасная, замечательная… и… я не могу поверить в то, что ты меня любишь, — оторвавшись от ее губ, проговорил он.
— Я не могу поверить в то, что, наконец, призналась тебе в этом. Я могу кричать о своей любви к тебе, забравшись на крышу дома! — Женевьева поднялась на цыпочки и поцеловала уголок его рта.
46 
