– С фруктовыми мухами… Бабушка, я же говорила тебе, что Майкл любит ее за то, что она очень умная. У них много общего, например компьютеры. И не важно, как она выглядит.
– О, Миа, – протянула бабушка таинственно, – не будь такой наивной.
Бедная бабушка. Ее, конечно, трудно в чем-то винить, потому что она живет в другом мире. В каком-то своем, бабушкином, мире, где женщин ценят только за красоту, а если они некрасивые, то за умение красиво одеваться. Не важно, чем занимаются, кем работают, потому что большинство из них не делают ничего. Ну, может, кто-нибудь занимается благотворительностью, но не более того.
Бабушка, конечно, не понимает, что в наши дни необязательно быть неотразимой красавицей, чтобы преуспеть в жизни. Внешняя красота сейчас ценится невысоко. Ну, может, в Голливуде, в спорте, в балете…
Сегодня люди понимают, что внешняя красота – результат наследственности, генов, и от человека не зависит. Не так уж это теперь необходимо – быть красавицей.
А по-настоящему важны мозги, которые находятся под прической и прячутся за красивыми голубыми глазами или, может, зелеными, карими, серыми.
В бабушкино время к девушке вроде Джудит, умеющей клонировать фруктовых мух, относились бы как к тихой помешанной, жалкой сумасшедшей… Пожалуй, ее спасло бы лишь умение потрясающе одеваться и причесываться.
И все равно таким, как Джудит, в те времена не уделяли бы столько внимания, как девушке вроде Ланы. Хотя, по моему мнению, умение клонировать мошек гораздо важнее красивых светлых волос.
Но самые ничтожные люди – такие, как я. Я не умею клонировать мух, и волосы у меня плохие.
Ну и пусть. Я уже привыкла.
Но бабушка не желает смириться с тем, что я – совершенно безнадежный случай.
– Бабушка, – говорю, – я же объясняю. Майклу все равно, он не тот человек, который оценит, что мои фотографии были напечатаны в журнале. Потому-то он мне и нравится. Если бы его впечатляли такие вещи, он бы мне был совсем не интересен как личность.
Бабушку это не убедило.
– Ладно, – говорит она, – наверное, придется смириться с тем, что мы с тобой не пришли к взаимному согласию. Но в любом случае, Амелия, я здесь, чтобы извиниться перед тобой. Я совсем не хотела обижать, оскорблять или шокировать тебя. Я лишь хотела показать тебе, какой ты можешь стать, если захочешь. – Она всплеснула руками в шелковых перчатках. – И только посмотри, каких результатов я добилась! Ты спланировала, организовала и провела целую пресс-конференцию, одна, сама!
Я не могла сдержать гордой улыбки.
– Да, провела.
– А еще, – продолжала бабушка, – ты получила хорошую оценку по алгебре.
Я улыбнулась еще шире.
– Да, получила.
– Ну, – сказала бабушка, – теперь, насколько я понимаю, у тебя осталось еще одно важное дело.
– Да, знаю. Я много об этом думала и вот что придумала. Может, я побуду в Дженовии подольше? Продлю свое пребывание там или перееду туда навсегда? Что скажешь?
Я даже не могу описать, что отразилось на бабушкином лице. Она изумилась до глубины души. Хоть раз в жизни я застала ее врасплох!
– Переехать в Дженовию? Деточка, в Дженовию?.. Переехать?! Да что ты? С ума сошла?
– Но там же тоже есть школы. Я могла бы закончить девятый класс там. А потом могла бы пойти в закрытый пансион для девочек где-нибудь в Швейцарии. Ты же сама все время об этом говоришь.
– Да ты с тоски взвоешь, – ответила бабушка.
– Да нет, здорово получится. Никаких мальчиков. Очень будет хорошо. Надоели мне эти мальчики…
Бабушка энергично замотала головой.
– А как же твои друзья? Твоя мама?
– Они будут в гости приезжать.
Вдруг бабушка выпрямилась. Ее голос стал жестким и категоричным, как обычно. Даже больше, чем обычно.
– Амелия Миньонетта Гримальди Ренальдо, – отчеканила она, – ты хочешь от чего-то скрыться, не правда ли?
Я невинно покачала головой.
– Нет, бабушка, что ты. Правда, очень хочется пожить в Дженовии, честное слово. Так славно будет…
– СЛАВНО?! – рявкнула бабушка своим обычным тоном и встала.
Ее шпильки застряли между прутьями решетчатого пола, но она не замечала этого. Она подняла правую руку с выставленным вперед указательным пальцем. Палец указывал на окно моей комнаты.
– Немедленно внутрь! – велела она таким категоричным тоном, какого я никогда от нее не слышала.
Пришлось повиноваться.
Я свернула одеяло Ронни, выключила его, пропихнула ей в форточку и полезла в свою комнату. И стояла там, ждала, пока вернется бабушка.