40 
– Я родилась в Англии. Мать была наполовину англичанкой, наполовину француженкой. Работала в театре. Потом ее уволили, и она уехала во Францию. Мне было три года. Потом она умерла, а меня отдали в детдом. Там жилось хреново, иначе говоря – отвратительно. Помимо всех иных прелестей, мы здорово голодали, особенно весной. Потом-то яблоки, вишни – прожить было можно, а вот в марте и апреле – беда. В пять лет я научилась воровать. А в шесть – стырила лопатник у одного старичка. Он играл в шары на бульваре Распай, а мы там промышляли. Короче, я сделала ноги, а этот дедуган как дернет за мной – что твой конь! Поймал, отнес обратно, посадил на лавочку. Накормил пирожками. Лопатник забрал, деньги из него выгреб и мне отдал. Санта-Клаус! Так мы с Гарольдом и познакомились.
Ему не дали меня удочерить. Тогда в Марселе поймали шайку педофилов, с тех пор органы опеки во всех на всякий случай видели растлителей. Ну а тут, тем более, одинокий и ни разу не женатый дед, англичанин, богач. Ясно – педофил. Дяде Гарри разрешили встречаться со мной только в людных местах, три раза в неделю, по два часа. Мы с ним весь Париж обошли за первый год. Разговаривали, каштаны ели. Он меня научил на велосипеде кататься. С собой в приют я его не брала, старшие наверняка отобрали бы. Так дядя Гарри за мной и приходил – с маленьким велосипедом.
И все это время он добивался, чтобы меня ему отдали. Сколько он бумаг перетаскал в этот опекунский совет – жуть! Но даже Суперпупс, хоть он и специалист по крючкотворству, не смог ничего ускорить. Правда, виделись мы уже почти каждый день, я обедать к дяде Гарри ходила, а спать возвращалась в приют. В четырнадцать лет меня к нему отпустили насовсем. Прямо в день рождения.
Читать и писать – это все он меня научил, не учителя. Приносил мне книги из своей библиотеки, покупал гору пирожков, мороженого – и я сидела на бульваре и читала взахлеб. Когда уже переехала, он предложил пойти в колледж, но я же только что вырвалась к нему из одной тюрьмы, зачем мне была другая? Я сказала, что не пойду, что хочу остаться с ним. Жюв ругался, Кошелка стыдила меня, а дядя Гарри был рад. Я видела, хоть он и не показывал вида.
Я очень его любила, Джон. Он был очень хороший человек, твой дядя Гарри. Добрый – я таких не встречала и, наверное, не встречу. Ни один ребенок мимо него без конфетки или без шарика не проходил. Клошары у него питались посменно. Не наглели, записывались поочередно, а он смеялся: разве можно наесться на неделю?
Он меня никогда не воспитывал, не жучил, хотя характер у меня с малолетства был умереть – не встать. Но и слушалась я только его, дядю Гарри. А потом, когда он умирал, мне стало так страшно и так тошно, что я опять в приют отправлюсь... Тут он мне и сказал про тебя. Говорит, хороший человек, не обидит. Смешно! Разве меня можно обидеть, такую?
– Можно...
– Заткнись, Джон. Не начинай. Думаешь, я тюрьмы испугалась там, в участке? Нет. Просто... как-то странно все повторилось. Портмоне я у тебя сперла, а ты оказался тем самым, кого дядя Гарри мне в опекуны определил. Судьба. Я решила с ней не спорить.
Мне очень у вас нравится. И ты не злись за мои шуточки, я не по злобе. Я с детства привыкла – чем тошнее жизнь, тем шире должна быть улыбка. Иначе погибнешь. Как в цирке, где ты ни разу не был. Даже если больно до слез – улыбайся!
– Тебе было у нас... больно?
– Нет. Мне было хорошо. Дядя Гарри уже научил меня не чувствовать себя сиротой. А вы – вы его семья, я это поняла. Вы его любили, и он вас любил. Мне хотелось вас развеселить. Растормошить как-то. Вроде получилось, только вот тебя разозлила...
– Что ты! Я просто... Я совсем неправильно жизнь прожил, Жюли. Хотел, чтоб все было тихо, спокойно. Мне казалось – это самое главное. Ты все изменила.
– Да уж. Это я могу.
– Пойдем домой?
– Посидим еще. У меня нос распух и глаза до конца не открываются.
– У меня тоже.
– Джон! Ты ревел?!
– Ну... нет!
– Ты ревел! Как девчонка!
– Перестань. Я не ревел. Но мне было очень тошно.
– Мне тоже.
– Жюли, а дядя Гарри ничего не говорил... насчет удочерения, отцовства...
– Ох, чудной же ты парень, граф! Ну спроси ты прямо – не его ли я доченька, в незаконном браке прижитая? Отвечаю – нет. Мы же случайно с ним познакомились. Правда, он очень переживал, когда я про свою маму рассказывала. Сказал, что в молодости тоже любил актрису, да вы ему жениться не разрешили.
– Ну меня тогда на свете не было...
40 
