Мне не хотелось объяснять, что это абсолютно разные вещи.
— Моя жена не хочет уезжать из Нью-Йорка, у нее там семья, — сказал я. — Но спасибо за предложение.
Гроунвельт кивнул.
— С вашей игрой, возможно, лучше жить подальше от Вегаса. В следующий раз, когда приедете, давайте пообедаем вместе. — Мы расценили это предложение как прощальное и вышли.
У Калли был назначен обед с какими-то важными персонами из Калифорнии, который он не мог отменить, так что я был предоставлен самому себе. Он выдал мне контрамарку на шоу с обедом в отеле, так что я туда и направился. Это был обычный набор Вегаса с полуобнаженными девочками в хоре, танцевальными номерами, солисткой и несколькими водевильными сценками. Единственное, что на меня произвело впечатление, это номер с дрессированными медведями.
На сцену вышла красивая женщина с шестью большими медведями и заставляла их выделывать различные трюки. После того, как медведь заканчивал трюк, женщина целовала его в губы, и медведь немедленно возвращался на свое место в конце ряда. Медведи были пушистыми и выглядели столь же бесполыми, как игрушки. Но зачем женщина сделала одним из своих командных сигналов поцелуй? Насколько я знал, медведи не целуются. А потом понял, что поцелуй предназначался аудитории как некий выпад против зрителей. И тогда я задумался, сознателен ли этот скрытый вызов, выражает ли в нем женщина свое презрение. Я всегда ненавидел цирк и отказывался водить туда детей, и поэтому никогда не любил выступлений с животными, но тогда так увлекся, что досмотрел до конца. Возможно, какой-нибудь из медведей что-нибудь выкинет.
Когда шоу закончилось, я вышел в казино, чтобы перевести остаток денег в фишки, а фишки — в квитанции. Было почти одиннадцать вечера.
Я начал с костей и, вместо того, чтобы ставить по маленькой и ограничить потери, я совершенно неожиданно стал делать пятидесяти— и стодолларовые ставки. Я проигрывал где-то около трех тысяч долларов, когда к столу подошел Калли и подвел своих важных персон. Он бросил на мои зеленые двадцатипятидолларовые фишки и ставки на зеленом фетре сардонический взгляд.
— Ты ведь больше не будешь играть, да? — спросил он меня. Я почувствовал себя болваном и по окончании круга отнес остаток фишек в кассу и обратил в квитанции. Когда я вернулся, Калли ждал меня.
— Пойдем выпьем, — предложил он. И повел меня в коктейль-холл, где мы обычно шушукались с Джорданом и Дианой. Из этого полутемного помещения мы наблюдали ярко освещенное казино. Когда мы садились, официантка сразу же заметила Калли и подошла.
— Так ты все-таки продул, — сказал Калли. — Проклятый азарт. Он как малярия, всегда возвращается.
— И к тебе? — спросил я.
— Иногда, — сказал Калли. — Впрочем, я никогда не обжигался. Сколько ты проиграл?
— Да всего около двух тысяч, — ответил я. — Я обратил большую часть денег в квитанции. Сегодня вечером с этим будет покончено.
— Завтра воскресенье, — сказал Калли. — Мой друг-юрист свободен, так что с утра ты можешь составить завещание и отправить его брату. А потом я пристану к тебе, как банный лист к заднице, пока не посажу в дневной самолет на Нью-Йорк.
— Мы один раз уже пробовали такое с Джорданом, — сказал я в шутку.
Калли вздохнул.
— Зачем он это сделал? Удача к нему поворачивалась. Он должен был выиграть. Ему нужно было просто остаться здесь.
— Возможно, он не хотел испытывать судьбу, — сказал я.
Калли заявил, что я валяю дурака.
На следующее утро Калли позвонил мне в номер, и мы вместе позавтракали. После этого он отвез меня на Вегас Стрип в контору юриста, где было составлено и засвидетельствовано мое завещание. Я пару раз повторил, что копию завещания нужно отправить моему брату Арти.
— Все уже понятно, — нетерпеливо вмешался Калли. — Не беспокойся. Все будет сделано как надо.
Когда мы ушли из конторы, он провез меня по городу и показал новостройки. В пустынном воздухе отсвечивала золотом новенькая башня отеля Сэндз.
— Этот город будет строиться и строиться, — сказал Калли.
Бесконечная пустыня простиралась до отдаленных гор.
— Места еще хватает, — сказал я.
— Увидишь, — Калли засмеялся. — Игра — прибыльное дело.
Мы съели легкий завтрак, а потом, чтобы тряхнуть стариной, зашли в Сэндз, сложились по двести долларов и подошли к столам для костей. Калли сказал, подсмеиваясь над собой: