Вся серьезность ситуации омрачила его лицо, и он вздрогнул.
— Я бы не замахнулся, если бы знал, что могу ударить тебя. Ты же ведь это знаешь, да?
— Заткнись, Трэвис. Просто заткнись, — сказала я, глядя на затылок Шепли.
— Голубка… — начал Трэвис.
Шепли стукнул ладонью по рулю.
— Заткнись, Трэвис! Ты уже извинился, а теперь заткнись к черту!
Поездка домой прошла в полной тишине. Шепли отодвинул свое сиденье вперед, выпуская меня из машины, и я посмотрела на Америку, которая с пониманием кивнула мне.
Она поцеловала своего бойфренда и пожелала ему спокойной ночи.
— Увидимся завтра, детка.
Шеп покорно кивнул и поцеловал ее.
— Люблю тебя.
Я прошла мимо Трэвиса к Хонде Америки, а он побежал за мной.
— Да ладно. Не уходи злой.
— О, я не ухожу злой. Я в ярости.
— Ей нужно время, чтобы остыть, Трэвис, — предупредила Америка, открывая дверцу. Когда замок с пассажирской стороны открылся, Трэвис протянул руку к дверце.
— Не уходи, Голубка. Я был вне себя. Мне очень жаль.
Я подняла руку, показывая ему остатки засохшей крови на ладони.
— Позвони, когда повзрослеешь.
Он прислонился бедром к дверце.
— Ты не можешь уйти.
Я подняла бровь, и Шепли оббежал автомобиль.
— Трэвис, ты пьян. Ты можешь сделать огромную ошибку. Просто отпусти ее домой, остынь… вы оба сможете поговорить завтра, когда ты протрезвеешь.
На лице у Трэвиса появилось отчаяние.
— Она не может уйти, — сказал он, глядя мне в глаза.
— Это не сработает, Трэвис, — сказала я, дергая дверцу. — Отойди!
— Что ты имеешь ввиду под «не сработает»? — он схватил меня за руку.
— Я имею ввиду твое печальное лицо. Я не куплюсь на него, — сказала я, вырываясь.
Шепли какое-то время смотрел на Трэвиса, а потом повернулся ко мне.
— Эбби… Я об этом говорил тебе. Может, тебе нужно…
— Не вмешивайся, Шеп, — рявкнула Америка, заводя машину.
— Я все испорчу. Я испорчу много чего, Голубка, но ты должна простить меня.
— Утром у меня будет огромный синяк на заднице! Ты ударил этого парня, потому что был зол на меня! О чем это должно мне говорить? Потому что прямо сейчас я очень раздражена из-за этого!
— Я никогда в своей жизни не бил девушку, — сказал он, удивленный моими словами.
— А я не собираюсь быть первой! — я дернула дверцу. — Отойди, черт побери!
Трэвис кивнул, а затем сделал шаг назад. Я села рядом с Америкой, хлопнув дверью. Она начала сдавать назад, и Трэвис наклонился, чтобы посмотреть на меня через окно.
— Ты ведь позвонишь мне завтра, да? — сказал он, прикасаясь к лобовому стеклу.
— Просто поехали, Мер, — сказала я, отказываясь встречаться с ним глазами.
Ночь была долгой. Я продолжала смотреть на часы и почувствовала досаду, когда прошел еще один час. Я не могла перестать думать о Трэвисе и о том, нужно ли мне позвонить ему, задаваясь вопросом, так же ли он не спит. Наконец, я решила вставить в уши наушники от Айпода и слушала всевозможные громкие и надоедливые песни из своего плей-листа.
Последний раз я взглянула на часы после четырех. За окном уже щебетали птицы, и я улыбнулась, когда почувствовала, что мои веки тяжелеют. Кажется, прошло две минуты, когда я услышала стук в дверь, и ворвалась Америка. Она вытащила у меня из ушей наушники и затем плюхнулась в мое рабочее кресло.
— Доброе утро, дорогуша. Ты выглядишь отвратительно, — сказала она, надувая розовый пузырь и громко причмокивая, когда тот лопнул.
— ЗАТКНИСЬ, Америка! — сказала Кара из-под одеяла.
— Ты же понимаешь, что такие люди как ты и Трэв будут все время ссориться, ведь так? — сказала Америка, подпиливая ногти и жуя при этом огромный кусок жвачки.
Я перевернулась в кровати.
— Ты официально уволена. Ты — ужасная совесть.
Она засмеялась.
— Я просто знаю тебя. Если я прямо сейчас дам тебе свои ключи, ты поедешь прямо туда.
— Нет!
— И все же, — пропела она.
— Восемь утра, Мер. Они, наверно, все еще спят как убитые.
И в этот самый момент я услышала слабый стук в дверь. Кара высунула руку из-под стеганого ватного одеяла и повернула ручку. Дверь медленно открылась, на пороге стоял Трэвис.
— Можно войти? — спросил он низким, хриплым голосом. Фиолетовые круги под его глазами говорили о недосыпе, если он вообще спал.
Я села на кровати, пораженная его истощенным видом.