– Зайчик, – по-прежнему ласково, по-прежнему спокойно, – просвети, пожалуйста. Мне очень, очень-очень интересно.
Блондин замялся, отвернулся, потоптался на месте, но все-таки ответил:
– Ракашша.
Хм… Что такое ракашша – уже в курсе. Ела. Милый фрукт, внешне похож на яблоко, внутри, как переспелый манго, только без косточки. Полость у него в сердцевинке.
– И… – подтолкнула я.
– Я на них тренировался, – пробормотал сероглазый.
Картину «Вариэль учится целоваться» представила в мельчайших деталях, даже запах манго ощутила. Вот он – молоденький, хрупкий, с юношескими прыщичками, стоит, закрыв глазки, осторожно просовывает язык в полую сердцевинку и начинает… Черт!
Чтобы не заржать, прикусила губу. Перестаралась – во рту привкус крови. Только легче не стало, даже наоборот.
– Про ракашшу никому не рассказывай. – Сохранить серьезное лицо сложней, чем разгрузить вагон кирпичей. – Никогда. Даже под пытками.
Сероглазый выдохнул и резко побледнел, а я продолжила:
– Если кто-то спросит – криво ухмыляешься и изображаешь надменный взгляд. Понял?
– Так вы… так вам… вам не понравилось? – В голосе длинноухого прозвучала паника.
– Понравилось. Очень.
Я присела в неумелом реверансе, послала юноше ослепительную улыбку и поспешила прочь. Губы кусала до тех пор, пока не оказалась в своей спальне, и уже там, впечатав лицо в подушку, расхохоталась.
Вот идиот!
А сама-то, сама! Черт, навоображала не пойми чего! Зайчик – не зайчик. Ага, как же!
Зато одно ясно наверняка: на свидание с Орисом не пойду – побегу! После такой развлекухи очень хочется на нормального мужика посмотреть. Залечить, так сказать, моральную травму.
Глава 12
Каким образом эльфы определяют время, я так и не поняла. Часов или какой-нибудь магической зверушки, способной каркнуть в положенный момент, в доме герцогини не было. Лично я могу догадаться о наступлении полудня: еще со школы помню – в полдень солнце четко над макушкой. А полночь – это когда?
Намотав несколько десятков кругов по спальне, выудила из шкафа плащ. Тот самый, который экспроприировала у Вариэля, когда мы из штаб-квартиры ордена драпали. Облачилась, накинула капюшон – незачем пугать Ориса раньше времени. Проверила наличие маскировочного перстня – эх, ну почему он только лицо меняет? Если бы иллюзия и на волосы распространялась, позориться не пришлось бы.
Выглянула в окно. Луна, как располовиненная тарелочка, висит высоко, серебрит крыши и мощеные улицы.
Черт. Это полночь? Или еще нет?
Совершив очередной круг почета, хлопнула в ладоши, гася свет. Выждала для приличия и только после этого осторожно выглянула за дверь. Коридор мгновенно озарился тусклым синеватым свечением – «датчики движения», чтоб им пусто было. Хорошо, что после условного отбоя светильники горят не так ярко…
Я мысленно перекрестилась и выскользнула из спальни.
По коридорам особняка двигалась бесшумной тенью. И хотя ничего противозаконного не совершала, по спине бежал холодок, а душа норовила сползти в пуанты. Хорошо, маршрут знакомый – черный ход расположен рядом с экспериментальной комнатой, именно через него к выгребной яме ходим – иначе заблудилась бы со страху.
Все-таки я дура. Умная бы не пошла. Или хотя бы записку на случай форс-мажора оставила. А я… Черт!
Осторожно отодвинула засов и, перекрестившись еще разок, шагнула навстречу ночной тьме.
– Лёля? – прошептали рядом.
Вздрогнула от неожиданности, пискнула:
– Орис, это ты?
А вот ответа не услышала…
Очнулась на знакомой кровати с черным покрывалом. Той самой, которая увеличивает риск заболеть агорафобией.
Комната тоже знакома, в тусклом свете настенных бра она еще больше напоминает склеп. Даже мурашки по спине побежали и волосы на затылке вздыбились.
А вот поза относительно новая, по крайней мере, для меня.
Лежу звездой, руки-ноги привязаны к столбикам кровати. Неудобно до жути.
– Проснулась? – Сердитый голос заставил вздрогнуть.
Повертела головой, но Ориса заметила лишь после того, как подошел вплотную к необъятному ложу.
Хм… И почему это у нас глаза как две щелочки, а из ноздрей того и гляди пар повалит? Вообще-то в данной ситуации злиться полагается мне.