Плюс темноты боюсь и вообще трушу. Последнее – самый веский аргумент, причем совершенно нестыдный.
А Орис моей трусости не понял. Забухтел разбуженным посреди спячки медведем и заявил:
– Даже не думай! Ты остаешься дома!
Да запросто. С удовольствием.
Нет, я действительно не собиралась. До тех пор пока не поняла, что прогулка до святилища – единственный способ выбраться на улицу, сбежать и вернуться к насущным делам. Ну и еще кое-что…
На мгновение представила реакцию каргули на похищение и поняла – имею все шансы разом лишиться троих бесконечно дорогих мне эльфов. Ванесса Ориса живьем сожрет, без кетчупа и майонеза. Да и граф вряд ли в долгу останется. И зайчик наверняка с катушек слетит, а от него разумных поступков точно не жди – юношеский максимализм похлеще динамита.
В общем, как ни крути, а идти надо. И убежденность графа очень кстати.
Сперва хотела разыграть приступ феминизма, но вовремя сообразила – с Орисом подобный фокус не пройдет, он этот феминизм в гульфике носил. Поплакать и протереть коленками пол – тоже не вариант, с плаксами на дело только в американских комедиях ходят. А вот на мозг надавить – в самый раз.
– Орис, ты можешь, конечно, сходить один, но…
Граф, который уже успел облачиться в камзол и прицепить к поясу меч, замер.
– Лёля?
Смысла отпираться, что Лёля и Ольга – одно лицо, уже нет. Поэтому просто выдохнула и заявила:
– Но я не рассказала главного.
Синеглазый умник понял, к чему клоню. Сжал кулаки.
– Лёля. Ты никуда не идешь. Это слишком опасно, – выдержав паузу, изрек граф.
– Орис, когда же ты поймешь, что перед тобой не породистая самка, а девушка из другого времени, другой реальности? Я другая…
Еще одна пауза. Злая, колючая, как сибирские морозы.
– Это ничего не меняет.
– Ну… тебе видней.
Я пожала плечами и отвернулась.
– Лёля! Рассказывай! Немедленно!
– А то что?
Будь у графа чуть больше времени, он бы переупрямил, но я же намекнула, дескать, тело из святилища вот-вот изымут и переправят в королевство мертвых… И через несколько минут сквозь скрежет зубов различила злобное «собирайся». Правда, соглашаясь взять с собой, Орис пообещал, что это первый и единственный раз и что, когда стану его женой, дальше границы родового поместья не выйду. Я не стала заострять внимание на этом моменте – пусть помечтает, мне не жалко. О том, что сама не против такой участи, постаралась забыть.
В результате меня вырядили в лосины, рубаху и камзол. Одежда принадлежала все тому же Дарралиэлю. Граф, как выяснилось, сентиментален – он оставил несколько собственных подростковых костюмов, на память. В том, который в данный момент уродовал мою фигуру, синеглазый бэтмен оттанцевал свой первый бал.
Одежда оказалась впору, а вот сапоги – велики, но я сообразила намотать три слоя портянок. Мысленно поблагодарила Виталика – бывший служил в армии, вспоминал это время часто, в подробностях.
Орис разглядывал наряд с откровенной неприязнью, в итоге протянул плащ.
– Если кто-нибудь узнает в тебе девушку, позора не оберусь.
Фраза показалась странной. Однако и в этот раз предпочла прикусить язык – лишние препирательства ни к чему. Особенно если учесть, что моя задача – усыпить бдительность.
Когда вышли из особняка, ночная темень уже отступила, мир окрасился в серый. Черная карета без гербов и изысков, поджидавшая у порога, выглядела на этом фоне не слишком воодушевляюще.
Прежде чем я опомнилась, дверь кареты распахнулась и меня зашвырнули внутрь, как провинившегося котенка. Орис запрыгнул следом, плюхнулся на диванчик и крикнул:
– Гони!
Снаружи послышалось басистое «н-но!», свист кнута, испуганное ржание. Карету тряхнуло, и мы тронулись.
– Что за… – начала было я, но граф притянул к себе и закрыл рот поцелуем.
Черт!
Я отчаянно сопротивлялась. Пыталась кусаться и кричать. Целых три секунды. А потом не выдержала и обвила его шею руками. Эльф глухо застонал, поцелуй наполнился такой страстью, что по коже электрические импульсы побежали.
Как его руки успели расстегнуть камзол и забраться под рубаху, не заметила, но против обжигающих кожу прикосновений не возражала, даже наоборот… Я совершенно выпала из реальности, утонула в стремительном водовороте и мечтала только об одном – чтобы сердце из груди не вырвалось.