— Останемся здесь, пока его не увезут? — спросил Алессандро, когда Виктор отключил телефон.
Покачав головой, он сунул телефон в карман.
— Он никуда не денется, а те приедут не мешкая. Пойдемте.
Они вошли в ресторан.
— Обо всем позаботились? — поинтересовался Ди-Джей, когда троица объявилась на пороге. Публика, сгрудившись, стояла возле дверей.
Виктор кивнул и спросил:
— Мы увидим наконец Элви?
— Уже скоро, — заверил его Брансуик и огляделся по сторонам. — Раз все теперь в сборе, нам потребуется стол побольше. Пойду что-нибудь присмотрю.
— Итак, мы здесь вчетвером, — подытожил Харпер, как только капитан отошел.
— Ты имеешь в виду — впятером? — уточнил Алессандро.
— Ди-Джей всего-навсего привез меня сюда, — объяснил Виктор.
— Ага, — кивнул Алессандро.
Тут подал голос Эдвард:
— Все равно конкуренция здесь выше, чем я предполагал.
— Ни о какой конкуренции не может быть речи, — заявил Ди-Джей. — Она не подойдет всем вам одновременно.
— Такое может быть, — поправил его Харпер и, когда все бессмертные удивленно повернулись к нему, пояснил: — У меня в Германии был друг, давно, еще во времена королевы Виктории. Он и его кузен познакомились с женщиной, которую ни он, ни кузен не смогли прочесть.
Брови у Ди-Джея сошлись на переносице.
— И что дальше?
— Они оба принялись обхаживать ее. Но она выбрала кузена. — Он на мгновение отвел глаза в сторону, потом продолжил: — Мой друг был уверен, что никогда больше не встретит такую, настолько подходящую ему. Не в силах вынести мысль, что придется быть свидетелем счастья кузена, которое должно было бы принадлежать ему, он уничтожил сам себя.
Повисла тишина. Мужчины обдумывали услышанное. И тут вернулся Брансуик.
— Я договорился поменяться столами с Дженни Харпер и ее друзьями. Пойдемте, мальчики. — Не дожидаясь ответа, Брансуик просто развернулся и двинулся вперед.
— Как-то мне непривычно слышать, что человек, который, правда, выглядит старше меня, но на самом деле намного моложе, называет меня мальчиком, — заметил Харпер.
Виктор только улыбнулся и направился вслед за капитаном.
— Усаживайтесь, — распорядился Брансуик, когда все подошли к столу.
— Вообще-то мне кажется, — вполголоса заговорил Харпер, пока мужчины рассаживались, — надо поблагодарить мисс Харпер и ее друзей за то, что они уступили нам стол. Надеюсь, вы не против.
Не глянув на Брансуика, Харпер повернулся и, лавируя между столами, пошел назад к кабинке, которую они только что освободили.
Брансуик, насупившись, глянул ему вслед, потом повернулся к сидевшим мужчинам.
— Мне нужно заскочить на кухню, посмотреть, не приехали ли Мейбл и Элви. Я ненадолго.
Он сделал пару шагов и остановился. Его заинтересовало движение на входе. Виктор тоже повернулся в ту сторону. Его брови взметнулись вверх при виде взволнованного седовласого мужчины в одежде пастора, который накинулся на полицейского:
— Тедди Брансуик! — Мужчина был явно вне себя от возмущения. — Луиза Эскот только что сообщила мне, будто ты привез в Порт-Генри чуть ли не дюжину вампиров, этих бездушных созданий! О чем ты думаешь?!
— Послушайте, святой отец. — Брансуик взял пастора за плечи и повел его туда, откуда тот появился. — Ничего ужасного здесь не происходит. Все просто прекрасно.
— Прекрасно? — взвизгнул священник, останавливаясь и недоверчиво вглядываясь в его лицо. — Что в этом прекрасного, Теодор Брансуик? Одно дело Элви. Это добрая, богобоязненная женщина, пусть даже у нее больше нет души. Но привезти сюда шесть — или больше? — этих тварей!..
— Святой отец, сейчас не время и не место! — отрезал Брансуик, пытаясь подтолкнуть его к выходу. — Если хотите поговорить со мной на эту тему, заскочите ко мне утром в офис. Тут отмечают день рождения Оуэна, и я не хочу портить ему праздник.
— Оуэна? — поразился патер. — О, пожалуйста, успокой меня! Он же не позволит Элви укусить себя? Что, если он тоже обратится в одного из них? Я не хочу потерять еще одну душу в моем приходе. С Элви уже ничего не поделаешь, но Оуэн... Он же еще мальчик. Он...
Ледяным взглядом Виктор проводил Брансуика, все-таки сумевшего вывести человека из ресторана. Никого на свете он не ненавидел больше, чем церковников. Это при их попустительстве сожгли его жену. В тот момент он был готов растерзать их всех. Его брат Люциан не позволил. И сейчас, три столетия спустя, жажда мщения начинала жечь его изнутри от одного вида духовного лица. Не важно, к какой церкви он принадлежал. Он ненавидел их всех скопом.