102 
— Ага. А может, она все еще здесь. Посмотри правде в глаза: в этом городе можно найти что-нибудь кроме Бадди Хадсона.
Он пропустил ее слова мимо ушей. Что она понимает!
В уме он составлял сценарий. Ангель в Луисвилле у своих приемных родителей. Бадди в Голливуде подписывает замечательный контракт на главную роль в «Людях улицы». Потом летит — первым классом, естественно, — в Луисвилл. Его встречает лимузин — длиной в шестнадцать футов с телевизором и с баром сзади. Подкатывают к дому Ангель. Шофер открывает дверцу, он вылезает, и она выбегает навстречу ему. Красавица Ангель, беременная его ребенком! И пусть они все полопаются от зависти.
— А что с твоей пробой? — спросила Шелли.
Его мысли сразу обратились на другое. Настроение изменилось. Он схватил трубку и набрал номер Инги.
— Какие новости? — спросил он с тревогой.
— Бадди! Ты мне сегодня звонишь уже в третий раз! Пробовался ты всего четыре дня назад, и я же тебе сказала, что позвоню, как только что-то узнаю.
Это его не устраивало. А рассказывает ли ему Инга все, что ей известно?
— Поужинаем сегодня? — спросил он внезапно. Немножечко личного внимания никогда не помешает.
Инга даже растерялась. Сколько времени она пыталась выудить у него приглашение!
— Договорились! — сказала она поспешно, пока он не передумал. — Когда и где?
— Заеду за тобой на работу. Ты когда кончаешь?
— Впять.
— В пять, — повторил он. — Буду в пять.
А вдруг он увидит Монтану Грей и разберется, что там происходит на самом деле?
Он совсем забыл про Шелли.
— Уже свидания назначаешь? — ехидно осведомилась она. — Вы, мальчики, быстро умеете забывать.
— Ты мне не одолжишь пятьдесят монет, Шелли? — вкрадчиво сказал он.
Она взбесилась.
— Я тебе одолжила пятьдесят два дня назад! Займи у Рэнди, это у него водятся лишние. А я трудящаяся девочка и хочу получить еще и за пользование моим телефоном, а не только мои пятьдесят.
— Об этом не беспокойся! — Бадди направился к двери.
— Тебе-то легко говорить. Ты же у нас большая шишка.
— По-моему, Элейн играет в доктора, — объяснила Карен Ланкастер.
— Что-о? — переспросил Росс, лениво защемив один невероятный сосок между большим и указательным пальцем.
— Ой! — пискнула она и перекатилась по своей огромной круглой кровати подальше от его рук.
— Вернись, женщина! — скомандовал он.
— А ты попробуй заставь, мужчина! — отозвалась она.
Он пополз через смятые простыни, рыча как тигр, и рухнул на; нее. Его язык немедленно вступил в действие, а член вздыбился.
Она засмеялась, смакуя каждую секунду.
— Ты становишься ненасытным, Росс!
— Ну да и ты не совсем Дева Мария.
Они занимались любовью шумно, зная, что их пыхтение и стоны не будут никем услышаны в уединенном пляжном домике.
А потом Карен снова сказала:
— По-моему, Элейн играет в доктора.
И Росс повторил:
— Что?
А Карен сказала:
— Она трахается с прислугой. Она завела себе мальчика для любви. Она вступила в любовную связь.
Он весело фыркнул.
— Ты свихнулась! Элейн секс не интересует даже дома, а уж чтобы искать его на стороне — никогда.
— Поспорим?
— Ты попала пальцем в небо.
— Что с тобой, детка? Тебе не нравится, что женушка получает свое от кого-то другого?
В его голосе появилось раздражение.
— А кто же, по-твоему, так называемый любовник Элейн?
— Рон Гордино! — ответила она с торжеством.
— Какой еще хреновый Рон Гордино?
— Бывший двадцативосьмилетний спасатель шести футов двух дюймов роста, а теперь самый модный инструктор по гимнастике в Беверли-Хиллз, лично рекомендуемый Биби Саттон.
— Этот педик! — Росс захохотал.
— И то и другое, милый. Есть большая разница между голубыми и работающими на два фронта. Наш Рон, бесспорно, работает на все фронты, включая и тылы, могу тебя в этом заверить.
А в данное время он обеспечивает Элейн всем, что, по-твоему, дома ее не интересует. Ее обрабатывают по-царски, Росс. Просто погляди на нее, если сомневаешься. Она прямо вся светится.
— Элейн не трахается направо и налево, — ответил он резко, пытаясь вспомнить, когда в последний раз обращал внимание на то, как выглядит его жена.
Карен грациозно спрыгнула с кровати.
— Ну, как хочешь, — нежно проворковала она. — Я еще не встречала мужчину, который искренне верил бы, что жена может ему изменять. Даже если сам бросается на все, что дышит.
102 
