127 
Дек выпучился на нее. Для него она была красавицей, но он знал, что подумают его родители. Они постоянно смотрели телевизор и всех женщин называли шлюхами. «Все эти голливудские восходящие звезды — проститутки», — говорила мать. «Карьеру себе они делают в постели», — соглашался отец. Но ни мать, ни отец никогда даже и не пытались переключиться на другой канал или вообще выключить телевизор.
Дек никогда не смотрел телевизор вместе с ними. Он предпочитал свою комнату, где мог лежать на кровати и думать о Джой и о том, как бы ему осторожненько привести ее домой.
А думать было о чем. Он хотел на ней жениться, но и мать не хотел огорчать. Все время старался показать матери, что любит ее, но, что бы ни делал, все было не так.
— В один прекрасный день сбежишь и бросишь свою бедную мать, которая столько выстрадала, чтобы ты появился на свет, — часто она ему выговаривала. — Знаешь, что это меня убьет.
Он всегда отпирался, убеждал — никуда он не сбежит.
— Может быть, а может, и нет, — прибавляла она с хитрецой. — Если останешься, то все, что у нас есть, в один прекрасный день будет твоим. Конечно, это не очень много. Дом, машина, твой отец отложил кое-что на черный день… — В этом месте она всегда многозначительно замолкала, как будто сбережения эти были такими, что и говорить о них без волнения нельзя.
Интересно, сколько там, думал он. Отец вкалывает как вол.
Никто из них не пьет и не курит. Единственная роскошь, что они себе позволили, — цветной телевизор. Иногда Дек лежал на кровати и представлял себе, что оба они погибают в автомобильной катастрофе или при пожаре. Тогда все достается ему. И некому будет его пилить — унижать, топтать, виноватить.
Потом в его жизнь вошла Джой. Много месяцев она была его тайной. Но в конце концов он набрался храбрости и рассказал о ней матери. Или точнее — Джой заставила его это сделать.
— Я хочу привести… э… э… в гости к нам девушку, — как-то пробормотал он.
Теперь он пялился на Джой в яркой одежке и с волосами апельсинового цвета, стоящими торчком. И понимал, что мать никогда не одобрит его выбора.
— Ну чего, собрались, ковбой? — спросила она, склонив голову набок.
Он кивнул.
Джой подмигнула весело:
— Тогда в атаку, вперед — так?
— Ах ты, дрянь паршивая! — завопила женщина в соседнем номере.
Раздались шлепки, и заревел ребенок.
Не ему ли кричат? Призывают не его ли?
Он резко сел, схватил нож, провел пальцем по острому лезвию.
Но пока думал, что делать, шум прекратился. Страж Порядка может не волноваться. Его услуги не понадобились. Сейчас по крайней мере.
Глава 33
Очередь автомобилей извивалась по круговой подъездной аллее и шла вверх, к дому Конги, где прислуга — мужчины и женщины в белых теннисках, украшенных надписями «Супержокей», только того и ждали, чтобы сесть за руль всех этих «Кадиллаков», «Линкольнов», «Делореанов», «Роллс-Ройсов», «Поршей», «Феррари», «Бентли», «Мерседесов»и «Экскалибуров»«и отогнать их на парковку.
В самом начале въезда на аллею толпились шесть или семь папарацци с камерами наготове, бдительно высматривая настоящих знаменитостей… не продюсеров всяких и не денежных воротил, не суперагентов и прочую светскую шушеру. Им нужны были настоящие знаменитости, международные знаменитости, лица которых мгновенно узнавали бы повсюду в мире — от Китая до Чили.
Вознаграждены они были улыбающимся Бертом Рейнольдсом, вслед за которым шли Род Стюарт и его жена Алана, поражающая своей красотой. Счастливые папарацци щелкали не переставая.
В доме все было тип-топ. Элейн, подкрепившись двумя таблетками валиума и новым вечерним платьем от Галаноса за тысячу семьсот долларов, встречала гостей с таким видом, словно в жизни у нее не было никаких забот. Она улыбалась, обнималась, целовала сама и подставляла себя под поцелуи и с каждым обменивалась восклицаниями:» Как чудесно вы выглядите!»Она знакомила тех, кто прежде знаком не был, подзывала официантов легким движением запястья, была прелестна, остроумна, любезна и полностью держала все под контролем. Кто бы подумал, что незадолго до того, как появился первый гость, она была буйнопомешанной горлопанкой!
Росс — неверная скотина — смылся в ванную, пока она одна пыталась навести спокойствие и порядок в бушующем хаосе. Она справилась с этим. Этта из Бронкса ринулась в бой. А сейчас Элейн из Беверли-Хиллз раскланивается на аплодисменты.
127 
