146 
Дек подставил ногу, чтобы дверь не захлопнули.
— Кто здесь жил до вас? — холодно спросил он.
Что-то было в его взгляде — таком пустом и суровом, — что мужик отнекиваться не стал.
— Какая-то старая ведьма.
— По фамилии Кэрролл?
— Не знаю. — Он насел на дверь, пытаясь ее закрыть, но нога Дека мешала.
Женщина громко шепнула:
— Чо ему надо? Чой-то он не катится?
— Где мне узнать, кто здесь жил раньше? — спросил Дек; в черных его глазах горело разочарование.
— Повыспроси-ка у того бездельника, что нам сдает эту халупу, — сказал мужик, которому не терпелось, чтобы Дек убрался с его порога. — Он порасскажет, А мы ничо не знаем.
— Не, — поддакнула женщина. — Мы тут ни с кем не знаемся.
Мужчина ушел в дом и вернулся с обрывком газеты, на котором нацарапаны были фамилия и адрес.
— И скажи этому жмоту, что новую-то крышу пять лет как обещается поставить.
Дек взял бумажку, убрал ногу и, не сказав больше ни слова, пошел восвояси.
— Придурок трахнутый, — рявкнул мужик и захлопнул дверь.
Дек шел быстрым шагом, смотрел прямо перед собой. Бумажка. Клочки бумаги. И все они куда-то да ведут…
Они сидели рядышком в местном баре, Дек потягивал кока-колу, а Джой опрокинула один за другим три рома скалой.
— Поздно уже, — сказала она. — Во сколько ты обещал предкам, что мы придем?
— Как получится, — ответил он.
— Чего это? — спросила она. — Они не горят, что ли, со мной познакомиться?
— Еще как, — сказал он уныло, вспоминая слова матери.
Она пялилась на него, словно чувствовала, что эта будет не такая, как все. «Приводи, если тебе так у ж надо», — сказала она.
«Нам прийти к ужину?»— отважился он.
«После ужина. Яне собираюсь готовить для какой-то дешевой потаскушки, с которой даже и незнакома».
«Она не дешевая потаскушка», — возразил он.
Мать растянула губы щелочкой, улыбнулась.
«Раз ты ее подцепил, значит, потаскушка».
— Потопали, — ныла Джой. — Вот те точно, ковбой, еще стакашку пропущу и все тогда на них, выблюю.
Дек взглянул на часы. Было полдесятого.
— Что-то я себя неважно чувствую, — пробормотал он.
— Опять норовишь открутиться. Вот оно что.
— И не думал откручиваться, — возмутился он.
— Конечно, — проворчала она.
Он глубоко вздохнул.
— Пошли. Готова?
Она выхватила из сумочки замызганное зеркальце в оловянной оправе и уставилась на себя. Потом отыскала помаду и намазалась еще сильнее.
— Для маменьки твоей хочу выглядеть что надо, — оправдывалась она. — Бабы живо подмечают, кто как намазан. Сказал ей, как я тебе говорила, что я манекенщица?
— Забыл.
— Вот зар-раза! А она бы думала: вот это класс! Иной раз ты дурак дураком.
Он сдавил ее запястье как клещами.
— Не говори так.
Она вырвалась.
— Ладно. Ладно. Ты же знаешь, это я так. — Голосок ее стал детским. — Улыбнись мне, ковбой. Я твоя крошка. — Она игриво потянула его за ухо. — Крошка сильно любит взрослого мужика.
Он успокоился.
Она почувствовала облегчение. Не хотела, чтобы опять все сорвалось с маманей и папаней. Она знала, стоит им только познакомиться, и они ее полюбят, а полюбят, так все будет легко. Надо же ей кого-нибудь иметь. Восемнадцать лет отроду и уже вымоталась совсем. С тринадцати лет на улице, нелегко бывало, но справилась.
Была надежда, что получится что-нибудь с полицейским. Он первый мужик, который по-человечески с ней обошелся, и она бы все для него сделала. Но когда позвонила, чтобы дать ему еще один, самый последний шанс, он притворился, будто не знает, кто она такая, и трубку повесил. Вот гад!
Леон, полицейский. Таким же, как и все остальные, оказался.
Потом Дек подвернулся, и она сразу поняла, что он с придурью.
Но обращалась с ним осторожно, быстро усвоила, на какие давить кнопки, чтобы был у нее как шелковый.
Ее пробирало от восторга, как представит, что, может, доведется завести семью. Миссис Дек Эндрюс с маманей и папаней… его маманей и папаней; они привыкнут и полюбят ее, как если бона была их дочерью.
Она вздохнула. Лучше Дек, чем ничего. Не урод, подстриг бы только волосы, а то распустил до плеч и ходит как привидение.
Мать терпеть не может его прическу, Джой хорошо это усвоила.
Вместе они заставят его подстричься. Когда поженятся, она много чего сделает.
— Ну, ковбой! — Она весело подмигнула. — Крошка твоя готова.
Подобной жары он не помнил. Жара как в пустыне — обволакивающая, удушливая.
146 
