В стеклянных дверях гостиной стояла Элейн, точно в раме.
Элейн. Его жена. Для старой бабы она выглядит неплохо. Надо отдать ей должное: умеет следить за собой, не пьет, не спит направо и налево, не делает из него дурака.
— Детка, — сказал он нежно. — Сделай для меня одну вещь.
Она оглядела его с головы до ног. Да, явное брюшко. Особенно заметное из-за мадрасских шортов, которые ему приспичило надеть.
— Росс, я сделаю для тебя все, что ты захочешь, — ответила она даже еще нежнее. — Если обещаешь опять заняться гимнастикой.
Он разыграл удивление и похлопал себя по животу.
— По-твоему, мне это требуется?
— Это требуется всем, кто старше двадцати пяти лет.
— Что это еще за «старше двадцати пяти лет»?
— Реальный факт, любимый мой. Чем становишься старше, тем усерднее надо трудиться, чтобы не утратить форму.
— Чушь!
— Святая правда.
— Чушь.
— Так что же тебе от меня нужно? — сказала она со вздохом.
Он почесал подбородок и скосил знаменитые синие глаза.
— Позвони Мэрли Грей. Достань экземпляр нового сценария Нийла — ну, того, о котором мы говорили.
— А Зак разве не может достать?
— Зак капли молока из коровы не выдоит, даже если ты всунешь сосок ему в руку.
Элейн кивнула. Наконец-то он согласился с ее мнением.
— Мне нужна Сейди Ласаль, — вдруг выпалил Росс.
Нет, он, бесспорно, согласился с ее мнением.
— Ты хочешь, чтобы я попробовала это устроить? — сказала она медленно.
— По-твоему, ты сумеешь? — спросил он, оживляясь.
Она улыбнулась.
— Ты же всегда говорил, что я всего добьюсь, если серьезно захочу.
— Вот и хорошо! Захоти, чтобы Сейди Ласаль стала моим агентом и чтобы я получил экземпляр чертового сценария.
Элейн улыбнулась еще шире. Она больше всего любила преодолевать трудности.
— Росс, милый, заказ принят.
Он улыбнулся в ответ.
— Элейн, милая, ставлю на тебя!
Вот оно — супружеское счастье!
— Я купила тебе подарок, — прожурчала она, протягивая шелковый галстук, который украла утром.
Это ему понравилось. Он улыбнулся до ушей.
— Никогда не забываешь о звезде, а?
— Никогда, Росс, — кивнула она. — Никогда.
В «Мейврике» было не протолкнуться. Шесть рядов у стойки, музыка диско рвет уши.
Бадди заходил сюда в последний раз очень давно — еще до Гавайев, еще до жирненького Макси Шолто. При мысли о Шолто его передернуло. К счастью, он опомнился, когда еще было не поздно. Дружок Бадди больше не клюнет на наркотики и оргии.
Они только для полных неудачников. Попросить работу у Тряпичника — это одно, но Макси Шолто — совсем-совсем другая фигня.
— Бадди! Рад тебя видеть! Где ты прячешься?
Он приветственно махнул бармену, а потом ответил:
— Да нигде. То тут, то там. Что слышно?
— Все то же. Дела идут хорошо. Знаешь про «Хилл-стрит блюз?»У меня там реплики были, усек? Реплики!
Н-да? То-то он все еще торчит за стойкой!
— Куинс тут?
— Где-то там, сзади.
— Спасибо.
Он пробрался вдоль толпы у стойки, а потом через толпу танцующих и пошел вдоль кабинетиков, выглядывая Куинса.
Он увидел его в окружении девочек. Их было три.
Куинс. Высокий. Черный. Красивый. И к тому же хороший актер. Они занимались вместе у Джой Байрон.
— Э-эй! — сказали они хором и шлепнули ладонью о ладонь.
— Садись, — сказал Куинс. — Присоединяйся к обществу.
Бадди примостился на конце кожаной банкетки, а Куинс кивал на девочек:
— Вот это моя Луэнн. Ее сестра Цыпочка. И верная подруга Шелли.
Луэнн была роскошной шоколадной блондинкой. Цыпочка была поминиатюрней, потемнее и с зубами, за какие убить можно. Шелли была Шелли, девочка у бассейна, очень даже ничего в тонком гимнастическом трико и тонкой юбочке внахлестку.
— Э-эй! — сказал он. — А мы знакомы.
— Э-эй! — ответила она. — Бадди Хадсон. Мистер Женатик.
А где твоя старуха?
— Бадди? Женатик? Ну, до этого нам не дожить! — засмеялся Куинс.
— Уже дожили, — кивнула Шелли.
Куинс недоверчиво вздернул брови и ухмыльнулся Бадди.
— Чего молчишь? Скажи им, что это вранье.
Бадди насупился. Такое его собачье счастье — напороться на мисс Болтунью. Весь день невезучий. А теперь еще и ночь.
— Ну, я женат. Так что?
Куинс захохотал.
— Вот уж не думал, что ты когда-нибудь вляпаешься. Как же это вышло? — Он хлопнул себя по лбу. — Понял! Понял! Ей восемьдесят три, денег куры не клюют, а сердце ни к ч-е-е-рту. Угадал?