56 
Да, таких писем были сотни. А потом наступил тот обычный сентябрьский день, и по огромным бетонным квадратам аэродрома прошуршали шины ЗИЛов. Из машин вышел он, пожал руки дипломатам, повернулся к советским людям, широко и открыто, заразительно улыбаясь. И словно какой-то безотчетный, властный порыв сломал ровную линию многотысячных рядов: люди устремились ему навстречу. Он шел, окруженный приветливо и радостно улыбающимися людьми, воплощая в себе их силу, их разум, их волю и неиссякаемую энергию.
– Счастливого пути!
– В добрый час!
– Весь народ будет с вами!
– Мы верим в вас! Желаем сил в великом деле борьбы за мир!
– Всем сердцем поддерживаем вас!
И каждый хотел сказать свое самое сокровенное, самое главное. От края и до края этой как бы слившейся воедино массы бесконечно родных людей прошел он с обнаженной головой. Свежий утренний ветерок, казалось, увлажнял его глаза, добрые, внимательные, умные.
– Спасибо вам, дорогие! Благодарю…
Последние рукопожатия, и, высоко подняв шляпу над головой, он идет мимо приветливо машущих руками москвичей.
Быстро, очень быстро проходят последние минуты перед отлетом! Еще три минуты назад он стоял невдалеке от огромного трапа, приставленного к гондоле дирижабля, беседуя со своими соратниками, такими же взволнованными, как и все собравшиеся там люди. Стайка детишек в красных пионерских галстуках как бы впорхнула к ним, неся букеты цветов. Маленькая девочка, обнимая его обеими ручонками и целуя, выкрикивала:
– Наш пионерский салют вам! Счастливого пути!
И тогда он уже сам говорит:
– В путь, товарищи! До свиданья!
И крепко, по-братски обнимает и троекратно целует каждого из окружающих его товарищей – руководящих деятелей Коммунистической партии и Советского государства. Последние приветственные напутствия, и вот уже взревел двигатель, а парадно одетые полковники принялись ослаблять крепления, связывающие дирижабль с землей.
Ровно в семь часов дирижабль, оторвавшись от летного поля Внуковского аэродрома, взял курс. Так начался великий беспосадочный полет главы Советского правительства.
С тех пор прошли годы. Двигатель давно заглох, и хозяином дирижабля стал ветер, но Обитатель не сдавался и не терял веры в счастливое приземление, в торжественные встречи под музыку военного духового оркестра, в слова благодарности, которые он услышит от своего народа за то, что выстоял, преодолел все трудности и тяготы такого долговечного, наполненного невзгодами и стихией полета. Он верил, и вера эта поддерживала его каждую минуту, каждое мгновение в те месяцы и годы, когда, повинуясь ветру, слишком далеко он был от народа, когда внизу медленно проплывали бесконечные пространства сибирской тайги.
Он постарел, но стойко ожидал ветра, который понесет его дирижабль обратно к тем людям, так давно провожавшим его на Внуковском аэродроме. Понесет и опустит там, чтобы могли эти люди и его любимые соратники подкатить к гондоле огромный трап. И тогда он выйдет, первым делом отдышится и плотно поест, но поест очень быстро, чтобы не заставлять ждать свой народ. А потом выйдет на специально привезенную на аэродром трибуну и скажет им. Скажет им все, о чем так долго думал и размышлял во время бессонных дней и ночей этого полета, во время бессонных зим и лет. Скажет им, как построить счастье в одной отдельно взятой стране, поделится с ними своими планами и покажет им путь, для осознания которого ему потребовалась почти целая жизнь и такой долгий полет. Покажет им путь, на протяжении которого больше не будет ни войн, ни ссор, ни репрессий. Путь, обсаженный по обеим сторонам зелеными каштанами будущего счастья, в тени которых любой человек, уставший от солнцепека истории, может отдохнуть, вздремнуть и во сне увидеть то, ради чего он живет, ради чего он ступил на эту дорогу. И именно сон подкрепит его силы и его веру, и тогда он проснется и с новой бодростью радостно зашагает дальше, негромко напевая себе «Марш энтузиастов». И чем дальше он будет идти, тем выше будут каштаны по обе стороны дороги и тем лучше будет их тень защищать его от солнца. И сделается его поступь такой твердой, что слышна она станет всем народам мира и устремятся они вслед за ним, поломав и отринув государственные границы как политические атавизмы прошлого, а граница его страны будет к тому времени окончательно и бесповоротно отменена и люди будут пересекать ее как обычную деревенскую тропинку, радуясь своей свободе. И не будет к тому времени ни войск, ни правительств, ни денег. А будет лишь одно Всемирное Счастье, ради которого, чего скрывать, погибли миллионы и, может быть, погибнет еще много борцов, но оно, это счастье, наступит, непременно наступит, и оставшиеся в живых насладятся им и поймут, что ради него стоило погибать, стоило проливать и свою, и чужую кровь, ибо только после наступления этого счастья наступит эра всеобщего мира, и весь мир будет одной страной, а все народы – одним народом, а все правительства – одним правительством, в которое будет входить весь народ. Это будет, и ведь именно ради этого так долго длится великий исторический полет дирижабля. Ради этого Обитатель дирижабля стоически переносит тяготы и невзгоды, сопровождающие все великие свершения.
56 
