— Ей здесь не место, — заявил Клифф, подсознательно воспринимая в штыки все, что имело какое-то отношение к Лондону. — Она живет там и содержит дом тети Сабрины. Здесь она нам ни к чему.
— А она будет убирать за нами постель? — спросила Пенни.
Клифф, собравшийся уходить, живо повернулся всем корпусом.
— Да ну? Будет накрывать на стол, мыть посуду и…
Сабрина улыбнулась.
— Она будет помогать нам ровно настолько, насколько мы сами попросим, но, думаю, она очень расстроится, если подумает, что возьмет на себя все наши обязанности.
— Нет, не расстроится. Ей же необязательно знать, что сейчас мы всем этим занимаемся.
— Давайте поговорим об этом, когда она приедет, — произнес Гарт. — Пока ее еще нет, придется вам самим убирать в комнатах. Да, кстати, если вы поторопитесь, то мы, может, успеем зайти в аквариум.
— Да, но…
— Живей, Клифф. Хватит трепаться.
Клифф пожал плечами. Повернувшись, они с Пенни ушли. Сабрина смотрела им вслед, пока они прыгали вверх по лестнице.
— Мне нужно прибраться на кухне.
— Они сами все уберут, пока мы еще не ушли. Ты здорово вела себя с ними. Просто удивительно, как сильно дети нуждаются в поддержке. Неужели и я сам был таким? Уже не помню. А как у тебя было?
— Может, из-за того что мы столько всюду ездили, мы никогда не чувствовали, что живем где-то постоянно. Пока не стали учиться в «Джульет», как-никак четыре года, проведенных в школе на одном месте. Но большей частью мы сами себя поддерживали, у каждой из нас всегда была… — Слова застряли у нее в горле.
Гарт мягко вытянул ее из кресла, где она сидела, усадил на колени, прижимая, словно ребенка. Его любовь к ней была такой сильной и всепоглощающей, что он не мыслил жизни без нее, но понятия не имел, как так случилось. Две женщины, думал он, две половинки одной женщины, и теперь вышло так, что обе они здесь, стали частью меня. Это никогда не удавалось Стефани. В этом была какая-то загадка: что они представляли собой каждая, что представляет собой Сабрина теперь, когда Стефани больше нет в живых, и чего нам с Сабриной удалось добиться сообща. И хотя у меня, как у ученого, язык не поворачивается говорить такое, возможно, во всем этом есть какая-то загадка, которую мы никогда не разгадаем. Нам суждено жить впредь с этой тайной, когда оба мы будем настроены на лирический лад, мы будем называть ее чудом.
— Со мной все в порядке, — проговорила Сабрина, уткнувшись лицом ему в плечо. — Спасибо, дорогой. Спасибо за все. — Она выпрямилась. — Нам действительно стоит подумать о том, чтобы всем вместе съездить в Европу: в Лондон, Париж, может быть, в Прованс. Знаешь, я никогда не была в Авиньоне, Арле, Кавайоне. Ах, Гарт, давай съездим.
Гарт улыбнулся.
— Все сразу за одну поездку?
— Нет, не получится, ты прав. Но давай хотя бы подумаем. Может, весной, когда у нас будет отпуск? Или летом?
— Весной или летом. Либо в октябре, у меня как раз будет конференция в Гааге. Можно было бы на время забрать ребят из школы… хотя мне хотелось бы какое-то время побыть с тобой наедине.
— Ах, и мне тоже! Но не можем же мы уехать после того, как я пообещала…
— Постараемся сделать все сразу. Еще подумаем. — Они улыбнулись друг другу. Так много планов, так много времени, для того чтобы воплотить эти планы в жизнь.
Она продолжала думать об этом спустя две недели, когда ехала на машине в Чикаго. Одно время ей казалось, что она как бы одолжила эту семью на время, но теперь она твердо знала, что они всегда будут вместе. И я останусь с ними, подумала она. Мысль показалась ей забавной, так как она раз за разом откладывала поездку в Лондон и в конце концов отказалась от нее вообще в обозримом будущем. Здесь и так дел по горло, а командировка в Лондон больше уже не казалась ни срочным, ни привлекательным делом, особенно после того, как приехала миссис Тиркелл и ретиво взялась за обустройство дома и жизни всей семьи.
Великий организатор, улыбнувшись, подумала она, входя в «Дом Конера». Прямо перед ней, прислонившись к колонне, стоял мужчина и ждал ее.
— Конер, — представился он и протянул руку. Он был невысокого роста, ладно скроенный, с приплюснутым боксерским носом, бегающими черными глазами и густыми бакенбардами. Он был в рубашке и деловом костюме, на ногах — темно-синие замшевые ботинки; на округлом брюшке висела золотая цепочка для часов.