Последние отзывы

  47  

Она лелеяла свое волнение, подъезжая на машине к дому и ставя ее на подъездной аллее, но не успела затормозить, как увидела рыдающую Пенни, которая бегом неслась к ней. Ах, только не сейчас. Попозже, но только не сейчас; мне так хочется сейчас побыть вдвоем с Гартом, чтобы ощутить, как я счастлива… Но тут она увидела, что его машины в гараже нет, и в ту самую минуту, когда она приоткрыла дверцу, Пенни бросилась ей в объятия. Она заставила себя умерить обуревавшее ее радостное возбуждение и, опустившись на колени прямо на аллею, привлекла Пенни к себе.

— Тише, тише, Пенни, радость моя. Что бы ни случилось, сейчас мы во всем разберемся.

Постепенно плечи Пенни перестали вздрагивать от рыданий, а дыхание стало ровнее.

— Пойдем в дом, — сказала Сабрина. — А то мы с тобой замерзнем прямо здесь на аллее, и папе придется вырубать нас из льда. Я бы с удовольствием выпила чаю. А ты не хотела бы попить горячего шоколада?

Пенни кивнула.

— Она хотела, чтобы я пила чай.

— Ты имеешь в виду миссис Тиркелл? Ну, она же здесь всего несколько дней, и, наверное, ей никто еще не говорил, что лучшее, что может поддержать тебя в трудную минуту, — это горячий шоколад. Пойдем, любовь моя, и потом мы с тобой обо всем поговорим.

Сабрина приготовила горячий шоколад, пока миссис Тиркелл заваривала свежий чай. Потом Пенни и Сабрина принесли свои кружки в гостиную и, поджав ноги, забрались на один из мягких диванов, рядом с эркером. Поднялся ветер, ветки деревьев стучали по стенам дома, тучи повисли над самой землей.

— Неужели в марте в Чикаго еще не приходит весна? — пробормотала Сабрина. — Что ж, мне следовало давно к этому привыкнуть, в Лондоне ведь то же самое.

— Что? — переспросила Пенни.

— Ничего особенного, моя хорошая. А теперь расскажи мне, что случилось.

Но у Пенни ни с того ни с сего словно язык отнялся, она только сидела и сжимала кружку. Забившись в самый угол дивана, она залилась румянцем, а потом снова расплакалась.

— Пенни! — резко сказала Сабрина. — Я ничем не смогу помочь тебе, если ты не скажешь, в чем дело. В школе что-нибудь не так? Или… — Она посмотрела на обмякшую Пенни и вспомнила о вчерашнем ужине. Кажется, если никто не стал бы с тобой разговаривать, можно было смотреть на рыбок, и они не дали бы тебе скучать. — Ты что, поссорилась с друзьями?

— Они мне не друзья! Я им не нужна!

— Тогда почему ты мне ничего не рассказываешь?

— Не могу. Просто они… ну, знаешь, они собираются, общаются, смотрят на тебя… ну, знаешь… так, будто говорят о тебе, а потом смеются, но ты не знаешь, ни почему они смеются, ни что говорят…

— Где, Пенни?

— Ну, везде, но в основном на игровой площадке, на переменах. Они держатся все вместе, знаешь, всем скопом, и девчонки, и ребята, курят, ну, знаешь, крутят эти сигареты, с травкой, а потом говорят о том о сем… что, мол, после школы собираются пойти домой к одному из ребят, спрашивают, пойду я или нет, а я не могу, ну, хочу пойти, но боюсь, вот я и говорю, что мне нужно пойти вместе с тобой по магазинам, либо еще что-нибудь, а девчонки считают, что я совсем ребенок, и говорят, что не будут со мной дружить, ну и…

Не давая воли гневу, Сабрина тихо спросила:

— Ну и что? Что сегодня случилось, Пенни?

По виду Пенни чувствовалось, что слова даются ей непросто, но вдруг ее словно прорвало.

— Грег, это один из парней, дал мне свою сигарету, он почти уже всю ее выкурил — осталось совсем чуть-чуть, и я взяла, потому что… ну, знаешь… я не хотела, чтобы они надо мной смеялись, но не могла сунуть ее в рот, она так плохо пахла и была такой влажной, словом, не могла, тогда он забрал ее обратно, и выругался: «б…», — извини, мама, но он прямо так и сказал, а потом взял и толкнул меня в грудь так, что я отлетела к забору, затем прижал меня к себе и стал лапать… знаешь, вот здесь, и сказал, что меня еще учить и учить, и назвал клушей, тогда все стали меня так обзывать, а потом начали смеяться и показывать пальцем, я бросилась бежать, но Грег схватил меня, сунул руку вот сюда и говорит, как у меня там все плоско, а потом он… ну, взял и толкнул меня к Уолли, а Уолли толкнул к Кэлу, и пошло-поехало, словно я — футбольный мяч или еще что. У меня стала кружиться голова, я заплакала, потом девчонки сказали им, чтобы оставили меня в покое, и я убежала.

Сабрина баюкала ее, обуянная такой яростью, что она была не в силах вымолвить ни слова. Она целовала Пенни в лоб, в ее закрытые, мокрые от слез глаза, и качала ее, словно маленькую.

  47