Вернулся Абунайка. Быстренько уселся на свое место и тоже взял рукою из казанка жира.
— Про что говорили? — строго спросил товарищ Кривицкий.
— А-а, спросили поджечь дом Бутуная, он с охоты еще не пришел…
— И что, разрешил? — допытывался председатель Ху-лайбы.
— Разрешил, — старик кивнул. — Абунайка добрый, Абунайка все разрешает…
— Ну спасибо… — Кривицкий поднялся. — А мне еще работать надо… Спасибо за холодец… Пойду я.
Нетвердо держась на ногах, председатель Хулайбы выбрался из балагана и потопал в своих высоких унтах по спокойному, смирно лежащему снегу.
Добрынин с комсомольцем допили вторую бутыль. Комсомолец между глотками пробурчал что-то недовольное по поводу сбора партвзносов, назвав это «собачьим делом», из чего далеко не трезвый народный контролер понял, что Цыбульнику такое поручение не нравится.
— Греться пойдем?! — вдруг спросил-предложил старик Абунайка. — Тепло будет, жарко будет…
— Куда это? — поинтересовался Добрынин.
— У огня греться! — пояснил старик.
Все трое вышли в синюю заполярную ночь. Добрынину внутри и так было тепло, и, конечно, с гораздо большим удовольствием остался бы он сидеть, а может быть, даже и лежать на буром меховом полу балагана, но, помня первый рассказ о Ленине, он не стал перечить хозяину и отвечать на его предложение отказом.
— Во-о-он! — старик показал рукою на заметное зарево за холмом. — Туда идти будем. Там тепло.
Пока шли, Добрынин, ощутил силу холода и покрепче сжимал кулаки в карманах своего оленьего кожуха.
— Холодает, — произнес Абунайка. — Будет еще холодней скоро!
— Куда еще! — недовольно буркнул комсомолец. На ходу он пошатывался, видно, трудно было пьяным ногам нести такое большое и тоже пьяное тело.
Когда обошли холм, увидели пламя большого костра и небольшие фигурки людей, стоявших рядом.
— А зачем дом сжигать?! — спросил Добрынин, стараясь шагать рядом с быстроногим стариком.
— Так надо, — отвечал на ходу Абунай. — Если рыбак или охотник домой не вернулись — надо сжигать дом, чтобы злые духи там не поселились… Если поселятся — то потом перейдут и в другие дома жить, и много беды будет.
Ошарашенный объяснением, Добрынин на мгновение замедлил шаг, подождал шедшего позади комсомольца и спросил его:
— А что, здесь вправду злые духи есть? Цыбульник посмотрел на народного контролера затуманенным молочным взглядом.
— Немного, но есть… — с трудом выговорил он. У горящего чума стояли местные жители в красивых отороченных разными украшениями оленьих шубейках. Увидев Абуная, они посторонились.
Старик подошел к самому пламени, поклонился огню низко, почти до самого снега. Потом запричитал заунывно на своем языке. Тут же и остальные местные жители поклонились огню.
— Чего это они? — спросил Добрынин у стоявшего рядом комсомольца.
— Дикие обычаи, — сказал Цыбульник. — Скоро танцевать начнут!
— А если хозяин дома вернется, где жить будет?! — снова спросил народный контролер.
Комсомолец пожал плечами.
Пламя разгоралось сильнее, а старик Абунайка все завывал и завывал на своем языке, размахивая руками и время от времени кружась, как заводной волчок.
— Я назад пойду, а то холодно, — проговорил комсомолец.
— Куда назад?! — спросил его Павел.
— В балаган, у старика заночуем сегодня… со мной пойдешь?!
Добрынин подумал и решил остаться и посмотреть на местные обычаи.
— Ну как хочешь, — произнес напоследок Цыбульник.
Добрынин подошел поближе к огню, только остановился он чуть в стороне, чтобы не мешать Абунайке, который теперь выкрикивал какие-то звуки, поворачиваясь то к огню, то к слушавшим его местным жителям.
И вдруг народный контролер почувствовал, как кто-то толкает его в спину, и обернулся, ощущая в своем теле дрожь: то ли от испуга, то ли от холода.
Сзади стоял уже знакомый Добрынину местный житель, который совсем недавно предлагал народному контролеру обменять котомку на соболя.
— Сначала привет твоему гладкому лицу и твоей мудрости, потом разговор, — произнес местный житель, заглядывая в глаза народному контролеру.
— Привет, — оторопело ответил на странную фразу Добрынин.
— Русский человек вчера приехал? — спросил местный житель. — А я здесь давно живу и много знаю. Зовут меня Ваплахом…
Когда местный житель назвался, припомнилось Добрынину, как называл этого парня комсомолец, и призадумался он, не услыша в этот раз в нерусском имени ничего ругательного. А ведь Цыбульник имя по-другому произносил…